Многие сложные вопросы решаются непосредственно председателем Директории г-ном Баррасом. И только через Фуше. Он – посредник. Фуше знает все: кому, сколько и почем. Поставки в воюющую в Италии армию генерала Шерера – опять же через него. А это деньги! Карманы буквально трещат от золота. Доволен сам Фуше; сияет от счастья Баррас. Что им до того, что голодные, плохо одетые и разутые солдаты гибнут в боях, не в силах замерзшими пальцами взвести спусковой механизм ружья. Армия Шерера разбита вдребезги. И это тоже никого не интересует – дело сделано, золото обналичено.
Аппетит, как известно, приходит во время еды. Голова ненасытного Барраса разрывается от авантюрных идей. У него есть все: власть, деньги и женщины. К последним он особенно неравнодушен. Доступ к любви дают деньги; власть предоставляет и то, и другое. Но денег вечно не хватает (впрочем, как и женщин). Значит, пронзила его однажды удачная мысль, нужно сделать так, чтобы золота хватило на всю оставшуюся жизнь. Если закончится власть – закончится все. Поэтому, хмыкнул про себя Баррас, власть… можно продать.
Все шло к тому, чтобы Республика незаметно для большинства ее граждан … чуть-чуть преобразовалась. Например, оказалась под властью Людовика XVIII. Не все ли равно – Республика, Директория или монархия? Действительно, не все ли равно, если можно купить и то, и другое, и третье? Хватит крови, забыть гильотину навсегда!
Для начала Баррас попытался облечь себя в Совете пяти неограниченной властью. И это ему удается. Фуше – рядом, вернее – позади, он буквально дышит в затылок патрону. Правда, помощник требует достойную плату. Баррас не скупится: еще немного – и Людовик предоставит ему титул герцога и даст денег. Много денег! Чтобы, даже лишившись власти, он смог бы жить безбедно, как и в разгульные годы Директории. Фуше нетерпелив, его часто видят рядом с Баррасом. А это опасно. Пока опасно. И осведомителя отправляют куда подальше – послом в голландскую Батавию. Опять же на время, пока все уляжется.
Улеглось. И 3 термидора VIII года Республики Жозеф Фуше становится министром полиции Франции. Париж затих, словно боксер, схлопотавший хук справа. Каждый непроизвольно съежился: в ушах неожиданно вжикнул упавший нож гильотины…
Через неделю столица радостно вздохнула: Фуше-то Фуше – да не тот! Не может такого быть, чтобы «лионский палач» ратовал за порядок, тишину и спокойствие. Ошибка в газетах – не тот, однофамилец. Еще через неделю пришлось вновь вздохнуть: да нет, тот самый. Палач из Лиона. В ушах вновь клацнул нож гильотины…
И все же что-то здесь было явно не так. Нынешнего Фуше будто подменили. Ярый революционер, он вдруг превратился, с точки зрения этих самых революционеров, в нечто безобразное – в фанатичного реакционера. Как-то не верилось.
А на улице Бак в Париже, в так называемом клубе Манежа, как ни в чем не бывало неистовствуют якобинцы. Об этом докладывают новому министру.
– Закрыть! – рявкнул тот. – Прямо завтра! Надоели эти крикуны…
Завтра так завтра. Надоели. Когда на следующий день в клуб «крикунов» заявились жандармы во главе с самим министром полиции в новеньком мундире, митингующие притихли. Однако обошлось без шума и возмущений. На трибуну входит Фуше и спокойно объявляет:
– Клуб закрыт. Всем разойтись…
Да, они узнали его. Это был именно тот Фуше. Правда, на этот раз он казался каким-то чужим. Неужели мир сошел с ума?
Наивные, они еще ничего не поняли. В тот момент, когда Жозеф Фуше, которого они хорошо помнили непримиримым якобинцем, сошел с этой самой трибуны, для революционеров все закончилось. Навсегда. Впрочем, не только для них. Тлеющим огарком окончательно потух огонь Великой французской революции.
И пока страна находилась во тьме непонимания и пустоты, надвигалось что-то другое – пока невидимое, непонятное и не похожее ни на что. На политическом горизонте где-то далеко замаячила незнакомая фигура некоего генерала.
О Бонапарте тогда почти никто ничего не знал.
«Дайте мне точку опоры – и я сдвину Землю…» Известное изречение Архимеда в устах Жозефа Фуше наверняка звучало бы схоже, правда, на свой лад: «Дайте мне чуточку реальной власти – и я завладею всей властью без остатка!» Никто, в том числе и Поль Баррас, не предполагал, что выделенный новому министру полиции дом на улице Вольтера скоро по значимости затмит приемную Директории. Все просто: Паук вновь ткал паутину. История не раз подтверждала, что когда у руля полицейского ведомства оказывался ловкий интриган, это ведомство превращалось в некое государство в государстве.