— О-ля-ля! — вырвалось у нее. — Впервые вижу живого магистра.
— Вам повезло. Любуйтесь, — подмигнул он ей. — А вы… Вы путешествуете? Одна?
Он едва не прикусил себе язык, думая о том, что таких вопросов задавать ей не следовало — это неприлично. А она любовалась. И даже если бы он не позволил, она бы все равно любовалась. О приличиях Клэр имела весьма размытые понятия.
— Не совсем путешествую и совсем не одна, — рассмеялась она. — У нашего театра гастроли в вашей стране.
— Театра? — он удивленно приподнял брови и едва не оступился. Актриса. Она актриса. Всего лишь актриса-француженка. Как же он сразу не догадался. Часть третьего этажа, где жил и он, занимала французская труппа. Его предупреждали, когда он только приехал, а он и позабыл совсем.
— Вот оно что… — растерянно пробормотал Николай по-русски и продолжил уже по-французски: — После Москвы вы возвращаетесь назад или едете дальше?
— У нас еще несколько спектаклей в Петербурге, месье магистр.
— Я бы с удовольствием посетил… если бы располагал временем, — медленно произнес он, а потом вдруг решился — к черту! — Впрочем, время найдется. Я, знаете ли, в конце недели еду в Петербург.
— Мы будем выступать в Аквариуме, — озорно сверкнула глазами Клэр.
— Я запомню. У меня довольно неплохая память, мадемуазель.
Он открыл, было, рот, чтобы еще что-то добавить, но в этот момент мелодия прервалась. И они оба замерли. Следовало взять ее за руку и отвести на место, как делали все вокруг, но он не чувствовал в себе сил отпустить ее. Надо же… актриса…
Наконец, взял ее ладонь, они вернулись к столику, он отодвинул стул, чтобы помочь ей сесть.
— Пожалуй, мне пора, — мягко сказал Николай. — Надеюсь, вы не откажете мне в просьбе поужинать завтра вместе?
Уж коли «дуэньи» при ней все равно не было.
— Не откажу, — улыбнулась она. Ей было немного жаль, что он уже уходит.
— В котором часу?
— Думаю, не раньше одиннадцати…
Прикинув, что в это самое время ему уже будет решительно нечем заняться, он решительно пообещал:
— Прекрасно, я буду ждать вас, мадемуазель.
Поклонился и пошел прочь из ресторации.
Клэр хлопнула ресницами и проводила его взглядом. Сегодня ей будет, что рассказать Жанне. И передумав заказывать еще один десерт, она поспешила за ключом.
В следующие десять минут метрдотель гостиницы Национальная наблюдал премилую сценку у конторки портье.
Сначала туда явился господин русский египтолог и попросил ключ от своего нумера на третьем этаже. Потом туда же подошла мадемуазель французская актриса. И попросила свой ключ, когда историк не успел еще далеко отойти и прекрасно расслышал, что за нумер она запросила.
Он резко обернулся и оглядел француженку. Потом посмотрел на ключ в своих руках. Молча вернулся к ней и показал нумерок на ключе.
— Так это вы поете ночами, тогда как я вожу к себе женщин? — сдержанно спросил он.
— Могли бы сами сказать, что вам не нравится, как я пою. Вместо того, чтобы жаловаться на меня метрдотелю, — фыркнула Клэр и, не оглядываясь, прошла к лифту.
Он сердито передернул плечами и наверх помчался по лестнице.
Их встречи возле дверей комнат метрдотель, к сожалению, так и не увидел.
Николай успел к тому моменту, когда она вставляла свой ключ в замочную скважину.
— Могли бы догадаться, что во втором часу ночи постояльцы могут пытаться уснуть! — теперь уже рассерженно рявкнул Николай.
— Так вы свои труды пишете во сне, месье магистр? Потому как метрдотель уверял меня, что по ночам вы работаете, — рассмеялась Клэр. — Уж лучше бы, право, водили женщин.
И прежде, чем скрыться в номере, добавила:
— Спокойной ночи! Обещаю, сегодня я не стану петь.
Она действительно не пела этой ночью. И последующие несколько ночей тоже.
В следующий вечер Николай Авершин вместо ресторации отправился спать пораньше, заказав ужин в свои комнаты. И до отъезда труппы в Петербург египтолог и актриса избегали друг друга.
Глава 4
22 декабря 1925 года, Лондон
«Сегодня в 12–30 я буду ждать вас на углу Poole St. и Imber St.»
Николай в очередной раз пробежал глазами записку, теперь уже всю измятую, и, пусть она не была подписана, вариантов авторства казалось не так много. Собственно, всего один. Ему принесли ее с посыльным во время диспута с сэром Аланом Хендерсоном Гардинером. И это сбило весь боевой настрой. Студенты, вероятно, были разочарованы. Сэр Гардинер — тоже.