Друзья бесцельно колесили по предрассветной столице, тщетно стараясь придумать выход из создавшегося положения. Саше хуже не становилось, даже наоборот — то ли от новой, более тугой перевязки, то ли оттого, что успел свыкнуться с болью, — он почувствовал себя бодрее. Белов, конечно, видел, что его друзья не знают, как с ним поступить. Он и сам не знал этого. Но зато он знал другое — нельзя, ни при каких обстоятельствах нельзя поддаваться унынию и опускать руки. И, как часто случалось в их компании в затруднительных ситуациях, решил взять инициативу на себя. — Кос, давай на смотровую, — сказал он водителю. — Да ладно, что там делать, Сань?.. — озабоченно буркнул Космос. — На смотровую, Кос, — негромко, но твердо повторил Белов. Космос переглянулся с Варей — та едва заметно кивнула. «Линкольн» повернул к Университету. Когда машина остановилась на смотровой площадке, уже начало светать. Друзья вышли из машины. Последним, при помощи Фила, осторожно выбрался Саша. В утренней дымке перед ними раскинулась величественная панорама Москвы. — Саня, давай сюда, к парапету… И руку сильней прижимай, чтоб кровь не сочилась… — Фил, пристроив Белова, повернулся к Космосу. — Кос, делай что хочешь, но надо искать больничку.
— Какая больничка, ты что? Концы везде паленые… — с мрачным видом жевал губы Космос. — Надо как-то разруливать… Блин, я не знаю, что делать…
— Ты же у нас все всегда знаешь! — Да пошел ты! — Сваливать надо, сваливать… — пробормотала Пчелкина. — Куда-нибудь за уральский хребет! — Тогда погнали к вашим «старшакам»! — теряя терпение, предложил Космосу Фил. — Ты вообще соображаешь, что несешь?! — вытаращила на него глаза Варя. — Это же прямая подстава!.. Да нас за такие дела на перо посадить могут! — Братья, Варюша, по-любому… — вдруг тихо и взволнованно заговорил Белов. — Спасибо вам… Я… я вас никогда не забуду… Клянусь, что никогда, никого из вас я не оставлю в беде. Клянусь всем, что у меня осталось… — Братуха, перестань! — Ты что, Сань, помирать собрался? — Хорош ты, правда… — успокаивая его, наперебой загалдели друзья. Но Белов, словно не слышал их. Пристально заглядывая в глаза каждому, он продолжил — еще торжественней, еще громче, и еще тверже. — Клянусь, что никогда не пожалею о том, в чем сейчас клянусь! И никогда не откажусь от своих слов… Клянусь! Он протянул вперед ладонь, и ее тут же накрыла широкая ладонь Фила. — Клянусь!.. — глухо вымолвил он. — Клянусь!.. — легла сверху тонкая ладонь Вари. — Клянусь!.. — тяжело опустилась ладонь Космоса. — Клянусь!.. — еще раз повторил Белов и положил поверх четырех скрещенных рук свою вторую руку — густо перепачканную собственной кровью. Над огромным городом поднималось солнце. Начинался новый день, сулящий и новые радости, и новые проблемы, и новые беды. Друзьям пора было уезжать, но они медлили, не в силах разорвать узел своих сцепленных ладоней. На запястье окровавленной Сашиной руки неслышно тикали часы. И никто из этой четверки еще не знал, что эти часы только что начали отсчет нового этапа в судьбе всех и каждого — времени бригады.
Весна 1991 года.
Ехали-ехали и, наконец, доехали. Фашисты под Москвой! Двое фрицев на мотоцикле, не торопясь, словно у себя дома, катили по подмосковной проселочной дороге. Один из них, водитель в очках-консервах, изо всех сил вцепился в руль, стараясь удержаться в разбитой колее. Второй, офицер со шрамом на щеке, в лихо заломленной фуражке, громко и слегка фальшивя, распевал на весь лес «Милого Августина». Похоже, он был пьян -то ли от шнапса, то ли от весеннего воздуха России. «Ах, майн либер Августин, Августин, Августин! Ах, майн либер Августин, Августин, Августин», — его голос был слышен издалека, он пугал птиц и нарушал торжественное спокойствие природы…-Я этих сволочей всех перестреляю! -прохрипел напарнику русский партизан в ушанке и очках с замотанной бечевкой дужкой, крепко сжимая ключ адской машинки. Народные мстители прятались за пригорком, поджидая обнаглевших фашистов.
Неожиданно справа от них из-за стволов сосен показался аккуратный плакат с надписью «Achtung! Partisanen!». Захватчики даже не поняли последнего предупреждения. Поздно, подлые фрицы!
Твердой рукой очкастый партизан повернул ключ. Оглушительный взрыв взметнулся столбом пламени, подбросил так и не допевшего песню немца и его напарника в негостеприимное русское небо. Из клубов дыма на поляну выкатился пылающий мотоцикл. Уже без седоков.
А мгновенно обрусевшие оккупанты беспомощно повисли над землей, раскачиваясь и разгоняя дым руками. Страховочные тросы, надежно прикрепленные к спрятанным под формой поясам, в последнее мгновение перед взрывом успели выдернуть незадачливых «немцев» из седел. — Ох ты, куда это меня? — прохрипел тот, что в очках-консервах. -Иваныч, ты как? -отозвался второй.-Вроде ничего, а ты? -А… -отмахнулся «Августин» со шрамом и заорал вполне узнаваемым голосом Фила.
-Слава, твою мать, ну, сколько можно объяснять было! Взрывать нужно под передним колесом! Давай, опускай меня!
Все это выглядело довольно забавно, но Филу было наверняка не до смеха. Все-таки он совсем не любил оказываться в дурацком положении, тем более сегодня, когда он еще и пацанов пригласил на съемки.
В конце концов, с помощью ассистентов и «такой-то матери» Фил и его напарник оказались на земле. Раздражение Фила еще окончательно не прошло, но, почувствовав под ногами почву, он смог наконец внятно и членораздельно высказать свои претензии не в пространство, а конкретно Славе, тому самому, который головой отвечал за выполнение трюка: -Ну, договорились же, как только пойдет первое колесо -сразу взрывать! -сейчас Фил до смешного был похож на обиженного подростка.-Теперь все, уже ничего не изменишь, -ассистент похлопал Фила по плечу.-Да нормально все было, хорошо, -одновременно и примирительно и успокаивающе отозвался спокойный как танк Слава. Тут из клубов едкого дыма донесся голос режиссера, которого сейчас меньше всего волновали сиюминутные разборки: -Еханый бабай! Опять сколько дыма-то! Говорил, меньше надо! -однако в голосе его вместе с тем слышалось и удовлетворение: трюк был отснят и, похоже, все в норме. Остальное — при монтаже.
Фил, похоже, тоже успокоился и почувствовал, как это часто бывало с ним в стрессовых ситуациях, жуткий приступ голода: -Юсуп Абдурахманыч! -истошно заорал он, наискосок пересекая еще дымящуюся пВаряну. -Когда обед-то?
Чуть в стороне от съемочной площадки, через которую ассистенты торопливо тащили всякого рода съемочный инвентарь, стоял знакомый «линкольн», а за ним — хохмящий с Варей Белов, очень серьезный Космос. — Пацаны, Варюш, ну что, не голодные? Может, пообедаете? — Фил по лицу Саши попытался понять, не очень ли глупо выглядел в подвешенном состоянии. В то же время он явно гордился своим участием в съемках. Саша лишь едва заметно кивнул, но в это время к Филу, едва не хватая его за грудки, бросился Космос с горящими от возбуждения глазами.-Фил, знаешь что, -зачастил Космос.
-Слышь, познакомь с режиссером-то, а? Может, мы тоже пригодимся? Ну, там, знаешь, прикинемся, типа как артисты. Че там надо -ну, накостылять кому, ты ж знаешь, а?
-В завершение этой тирады Космос схватил фашистскую фуражку и, пижонски держа ее двумя пальцами за лакированный козырек, водрузил себе на голову. Самому себе Космос нравился чрезвычайно.-Ну давай, договорились, -чуть снисходительно усмехаясь, сказал Фил и вполне серьезно и даже с ноткой недовольства бросил: -Положи фуражку-то. Но Космосу было уже не до нее, он представил себя, такого классного, на экране: -Пусть меня в кино возьмут! -его просто распирало от восторга.-Сеня, позвони Птиченко! Где обед-то? — щекастенький, кругленький и в то же время очень живой режиссер в зеленой панаме, нахлобученной на затылок, как раз оказался в поле зрения друзей.
-Андрюш, можно тебя? -крикнул Фил, направляясь в его сторону и махнув ребятам рукой, мол, вперед.
Он-то знал, что режиссеру сейчас ни до кого, но и отказать в просьбе ребятам он не мог. — Это мои друзья, — улыбнулся он, подталкивая вперед Космоса. — Космос, -протянул тот ладонь.
-Очень приятно, Андрей, — отозвался, пожимая руку, режиссер: он даже бровью не повел, услышав странное имя.
-Варвара, — Пчелкина улыбалась во все тридцать два зуба. В этот момент к ним подкатила такая же кругленькая, как и режиссер, ассистентка с новеньким фанерным плакатом с давешней надписью «Achtung! Partisanen!”-Ну как? — ей хотелось получить оценку немедленно. — Отлично! Прямо сорок первый год! — бросил Андрей, возвращаясь к процессу завершения знакомства. — Александр, — Саша Белов внимательно и с неподдельным интересом, чуть склонив голову набок, разглядывал режиссера.