— А, может, они потом переродятся в другие игрушки и теперь точно будут всегда рядом?..
— Обязательно, — Пчёлкину улыбнулась, — вот видишь — какой ты у меня смышленый!
Данька скоро задремал у нее на руках, и Варя, обняв сына за спинку, неотрывно гладила его волосы второй рукой и с улыбкой поглядывала на камин. Наконец, послышался стук ворот и шелест шин с улицы. Девушка повернула голову к окну — Саша приехал.
Белов медленно вошел в гостиную, остановился в дверях и улыбнулся. Сердце окатило теплой волной от одного вида на такую домашнюю и родную Варю и спящего сына.
— Ждете?
— Еще бы. С тебя, кстати, самая высокая и пушистая елка, Александр Николаевич, — улыбаясь, шепнула Пчёлкина, — сын заказал.
— Завтра будет, — он склонился к ее губам и запечатал на них поцелуй, — кормить-то будешь?
— Буду.
— Давай Даньку уложу пока…
Варя пошла разогревать ужин, а Белов отнес сына в комнату, подоткнул одеяло, поцеловал Даню. Удивительно просто, какое замечательное настроение было у него накануне голосования! Саша взял ракетницу, вышел на улицу и жахнул вверх сразу из обоих стволов.
На веранде появилась напуганная выстрелом Варя. Увидев в руке мужа ракетницу, она тут же успокоилась.
— Саш! У тебя что — день пограничника уже?
Белый, попыхивая сигаретой, повернулся к жене и выдал улыбку:
— Вареник, отгадай загадку: зимой и летом одним цветом?
— Да знаю, знаю… — улыбнулась она. — Саша Белый.
— Умница, дочка! — засмеялся бригадир и зарядил в ракетницу два новых патрона.
— Ужинать идем, стрелок!
— Сейчас иду, родная…
Белов еще раз запулил в черное небо две ярких ракеты и довольный пошел в дом.
Субботу, последний день накануне выборов, он провел дома. Агитация в этот день была запрещена по закону, поэтому никаких мероприятий у него запланировано не было. Да и что можно было сделать за один день? Все, что мог, он уже сделал.
День выдался душевный, солнечный, и Белов притащил долгожданную елку. Все семейство еще несколько часов украшало ее, но Данька был главным по тарелочкам, как говорится. Сам решал и указывал, куда какую игрушку вешать, а затем, как настоящий капитан, взгромоздившись на шею отца, собственнолично водрузил на самую верхушку хвойной красавицы блестящую макушку.
Весь день Белова не оставляло ощущение спокойной уверенности. Он предпочитал не задумываться о своих шансах на победу в завтрашних выборах. Все равно теперь от него уже ничего не зависело.
Только вечером, устроившись вместе с Варей с бутылочкой вина у горящего камина, Белов вернулся мыслями к своей избирательной кампании. Точнее, к ее последней, финишной части. Да, у Саши были все основания быть довольным. Он еще отхлебнул вина и вдруг неожиданно для себя вполголоса затянул:
— А есау-у-ул догадлив бы-ы-ыл…
— Волнуешься? — Пчёлкина погладила его по плечу и прислонилась ближе.
Белый обвил жену обеими руками и запечатал поцелуй на кончике ее носа.
— Всё будет хорошо, Варюха, жили и будем жить! Только в тысячу раз лучше.
Настал день выборов.
На каждом избирательном участке дежурили по наблюдателю от каждой из команд. Причем они следили не столько за ходом выборов, сколько друг за другом. И те, и другие опасались провокаций, подтасовок и прочих пакостей от конкурентов. В общем, обстановка на участках была довольно напряженной.
А в штабах обоих кандидатов до поры до времени было довольно спокойно. Но чем ближе был момент закрытия участков, тем сильнее становилось волнение и самих кандидатов, и их многочисленных избирательных команд.
Варя уже успела уложить Даньку, поговорить с матерью, которая больше переживала за состояние дочери, чем за исход выборов. Но под конец разговора все-таки поддержала девушку и пожелала удачи.
Звонки с участков становились все реже. Ситуация на компьютере не менялась. Каверин по-прежнему имел небольшое, но стабильное преимущество. Наконец Люда, ведшая учет по участкам, растерянно объявила:
— Остался последний участок, шестнадцатый…
Саша взглянул на монитор компьютера. Цифры на нем отражали убийственный для него итог. Каверин — двадцать четыре тысячи восемьсот шестьдесят два. Белов — двадцать четыре тысячи восемьсот три.
В этот момент зазвонил телефон. Ближайшая к аппарату девушка мгновенно схватила трубку.
— Алло, шестнадцатый?!.. — выпалила она и после крохотной паузы разочарованно протянула трубку Белову: — Александр Николаевич, вас…
— Слушаю, — мрачно буркнул Саша.
— Саша, ну ты что не звонишь? — раздался в трубке чуть подрагивающий от волнения голос жены. — И мобильник твой не отвечает! Я извелась вся!
— Да я отключил его…
— Ну как там?
— Да пока неясно ничего, — ровным, отрешенным голосом ответил Белов.
Варя спохватилась:
— Прости, я не вовремя. Жду, люблю!
— Люблю, малыш…
Саша положил трубку и, скрестив на груди руки, отошел к темному окну. В комнате повисла напряженная, тягостная тишина.
Пчёлкина расхаживала по огромному залу, нервно покусывая костяшки пальцев, ежилась от сковавшего ее холода, хотя в доме было достаточно тепло. Это все нервы, успокаивала саму себя девушка, нервы… А как тут без нервов? Почти год ушел на то, чтобы доказать народу, что любой человек имеет право на второй шанс, что готов изменить этот мир в лучшую сторону. Оставалось надеяться, что избиратели действительно поверят в это…
Свет фар через окно ударил по глазам, и Варя кинулась к двери.
— Мы победили! — улыбаясь во все тридцать два, прогромыхал Белов, подхватил жену прямо с порога и закружил по коридору. — Варюха! Победа! Победа, понимаешь?!
Она сама рассмеялась так искренне, громко, что только спустя несколько минут осеклась и хлопнула ладошкой по лбу мужа.
— Тихо ты! Данька спит же!..
— Сегодня можно гулять! — отмахнулся Саша и расцеловал девушку во все участки лица. — Макс, поезжай обратно к ребятам, мы сами доберемся, через часик где-то, ага?
Макс попытался возражать, но Белов и слушать его не стал.
— Ладно, — с улыбкой отмахнулся Карельский, — отзвонюсь.
Охранник все понимал. Такая радость, люди хотят побыть одни, чего уж тут, в самом деле… Он сел в машину и поехал.
По дороге Макс размечтался. Саша проговорился, что возьмет его своим официальным помощником в Думу, и в голове Карельского теперь роились картинки грядущей новой жизни.
Его мечтания прервал звонок мобильника.
— Слушаю, — ответил он.
— Ну здравствуй, Карельский…
Этого голоса Макс не слышал несколько лет, но узнал сразу. Его ладони мгновенно покрылись липким потом, сердце ухнуло куда-то вниз, оставив в груди ноющую пустоту. Он понял: раз Каверин вышел на связь сам, значит, дело серьезное.
— Ну, что молчишь, мой афганский вояка? Язык проглотил?
— Я здесь, — утихомирив пульс, почти не разжимая губ, процедил Макс.
— Ты один? Где Белый?
— Он… Он дома, с женой…
— Отлично! Слушай меня внимательно. Сделаешь все, как скажу, дам вольную, слово офицера…
Карельский стоял у обочины. Даже с улицы можно было услышать страшные звуки из салона — Макс громко орал, колошматил отборными, могучими ударами руль, почти всмятку, досталось и зеркалу заднего вида — кулак рассек стекло в мелкую крошку.
Прошло еще полчаса, прежде чем Макс затих. Он почувствовал, как кулак с вонзившимся осколками зеркала, сочился кровью. Посмотрел на свое отражение — разбитое стекло изображало его теперь под каким-то таинственным, ужасным углом.
— Саш, ну ждут же, — сквозь непрерывные поцелуи Пчёлкина успевала смеяться и использовать невнушительные убеждения, — Сань…
— Подождут, — руки Белова скользили по ее обнаженному телу под легкой блузкой, — начальство не опаздывает, оно задерживается…
Беспокойный стук прервал их обоих. Саша покосился во двор — у ворот стоял красный джип Макса.
— Не понял… Я же его отпустил.
Варя поправила сбившиеся волосы, утерла мизинцем смазанную помаду и поспешила за мужем. Белый распахнул дверь и удивленно уставился на Карельского:
— Макс, мы же…
Тот сжимал расквашенный кулак и виновато улыбался.
— Сань, прости, неожиданность небольшая.
— Что с рукой? — выскочила Варя. — Пойдем, надо обработать. И поедем тогда все вместе, что уж теперь.
— Пчёлкина, — цокнув языком, Саша закатил глаза и хлопнул Карельского по спине. — Давай, шагай.
Макс медленно прошел по коридору, вторая рука была спрятана в кармане — пальцы сжимали рукоятку ножа. Белый прошествовал в кабинет и позвал охранника за собой.
— Ладно, раз уж так, давай сразу определимся с новым штатом, пока я еще в состоянии соображать, — новоиспеченный депутат встал к Максу спиной, перебирая какие-то бумаги на столе.