Сегодня они с Варькой объезжали точки, собирая деньги, которые их люди натрясли с торгашей за неделю. Небольшой рынок у метро был последним пунктом их маршрута. Пчёлкина приняла плотный сверток и села в автомобиль пересчитывать «капусту», а Космос неторопливо покуривал с пацанами.
— Говорят, у вас какой-то крутой появился? Муху отбуцкал… —спросил его качок в костюме “Адидас”. — Что, начнёте теперь порядки наводить?
— А что их наводить? — хмыкнула Пчёлкина, выходя из автомобиля Холмогорова и доставая из кармана сигареты. — У нас и так порядок. Это у вас там чехи волну гонят! Только и слышно — того подрезали, другого перерезали…
— Да наверху мудрят, все разговоры с ними трут, — отмахнулся её собеседник. — Чую, закончится вся эта байда капитальным разбором, вот и все дела! Вы мне лучше вот что скажите — этот пацан ваш… Как там его?..
— Саня Белый.
— Вот, Саня Белый! Он как, вообще, расти-то думает? Может, встретится с ним, потолковать, а?
— Бесполезно, — нахмурился Космос. — Я и сам хотел его к нашим делам подтянуть — по нулям! Он вообще пацан упертый, у него своя жизнь…
— Смотрите, ребята, только Муха это дело так не оставит, — покачал головой парень. — Это — к гадалке не ходи!..
— Ничего, — грозно набычился Кос. — Кто с пером к нам придет — от ствола и скопытится!
— Ладно, посмотрим, как оно пойдет. Давайте, ребята, берегите себя и своих друзей! И удачи вам в нашем нелёгком деле…
— Бывай, — Пчёлкина, и Космос по очереди пожали протянутую руку.
Машина медленно выбралась с рынка и вырулила на улицу. Космос, управляя «Линкольном», то и дело неодобрительно косился на Варю. Слов нет, Пчёлкина, конечно, классная девчонка. Было дело они даже провели пару ночей вместе, ничего серьезного: так, для здоровья по дружбе, но быстро поняли, что такой формат отношений не для них. С самого начала Космос знал о том, что Варино сердце давно принадлежит Белову. И это было известно ещё со школы. И поэтому, когда они недавно поговорили, решили остаться, как и прежде друзьями. Космос не возражал, но то, с каким трепетом она относилась к деньгам, Космоса ужасно раздражало.
Он посматривал, как Пчёлкина тщательно разглаживала, перебирала и складывала мятые, засаленные червонцы и четвертные, и едва сдерживался, чтоб не высказаться по этому поводу.
— Видал?! — радостная Вара встряхнула толстенной пачкой перед самым носом друга. — Эх, вот если б это все — нам! Да, Кос?
— Может, когда-нибудь и ты будешь общаг держать, — лениво покуривая, сказал Космос.
— А что? — хохотнула девушка, засовывая деньги в сумку на поясе. — Легко!
Космос скривил в усмешке губы:
— Пчёлка — Великая и Ужасная!..
— Ладно тебе… Куда сейчас?
— Сейчас бабки сдадим — потом за Беловым, — взглянув на часы, ответил Космос.
— А где он?
— За городом где-то, по Каширке — адрес там, на пачке, — он кивнул на лежащую на «торпеде» пачку «Мальборо». — Саня сегодня мастиффа покупает.
— Кого?..
— Собаку.
— Вот чудила! — засмеявшись, покрутила головой Варя. — И сдалась ему эта псина!.. За Филом-то заскочим?
— Нет, у него сегодня какой-то медосмотр…
Космос врубил свою любимую Си Си Кэтч и, как обычно, настроение у него быстро улучшилось. Не прошло и пяти минут, как он, уже беспечно посмеиваясь, рассказывал Варюхе о каком-то недавнем инциденте.
— Ну, я ему тут же — а ты с кем работаешь? Этот черт мне в наглянку — с Парамоном. Ты поняла, Варь?! Какой на хрен Парамон?! Я с ним только вчера говорил — он вообще не в курсах.
— Вот пёс! А ты что?
— А что я? — самодовольно усмехнулся Космос. — В моську ему, и все дела. Я ж пацан решительный — ты знаешь!
«Линкольн», плавно качнувшись, остановился на светофоре, справа от них, противно заскрипев тормозами, встала серая «девятка».
Варя повернулась на звук и присвистнула:
— Оп-паньки…
В соседней тачке сидели люберецкие, и среди них — Муха. Пчёлкина толкнула локтем друга. Космос взглянул направо и озадаченно пробормотал:
— Встреча на Эльбе блин…
— Картина Репина «Не ждали»… — поддакнула Пчёлкина.
Люберецкие, разумеется, узнали приметную машину. Пассажиры «девятки» — а их было, троя — тоже молчаливо и угрюмо рассматривали соседей. На обеих машинах почти синхронно поползли вниз боковые стекла. Запахло жареным.
И в этот момент загорелся зеленый глазок светофора. «Линкольн» рванул вперед, сразу же подрезая «девятку». Нахально ухмыляющийся Варя тотчас высунула в окошко недвусмысленно согнутую в локте руку:
— На!!!
— Йо-хо-о-о-о! — завопил Космос.
В «девятке» в первый момент оторопели. И тут же Муха яростно взревел:
— Суки! Вот суки! Ну, ни хрена себе! Что вообще происходит-то?! Фома, газуй!!!
Сидящий за рулем флегматичного вида бугай послушно вдавил педаль газа в пол. «Девятка» с натужным ревом устремилась в погоню. Но уже через пару секунд стало ясно — бесполезно! «Линкольн» без видимых усилий уходил все дальше и дальше, издевательски виляя из стороны в сторону.
— Газуй, тебе говорят! — орал Муха на водителя. — Ну!!!
Тот безнадежно покачал головой:
— Нет, не догнать. У них же движок литра три, не меньше…
К Мухе сзади наклонился третий и озабоченно пробасил:
— Вконец оборзели. Я думаю — мочить их пора!
Взбешенный Муха закинул руку за спину и схватил советчика за шею.
— Думаешь?! — разъяренно прошипел он. — Ты думаешь? Твое дело ногами махать, а не думать, ясно?! А думать за тебя другие будут!
Муха оттолкнул опешившего приятеля назад и, с тяжелым сопением уставился на дорогу перед собой. На его скулах перекатывались желваки.
— Так, значит. Эти мухоморы пусть пока плавают, а с Беловым я сам разберусь, — наконец мрачно изрек он. — Всем передайте, чтоб его не трогали…
В физкультурном диспансере было многолюдно и шумно — здесь проводился плановый медосмотр. Коридоры старого тесного здания были заполнены молодыми людьми атлетичного вида — борцами, боксерами, штангистами и пловцами. Такое огромное количество прямо-таки пышущих здоровьем парней здесь, в стенах медицинского учреждения, выглядело довольно странным и неуместным. Наверное, так же несуразно выглядела бы на старте марафонского забега толпа бабулек с палками и авоськами. Большинство спортсменов относилось к этому мероприятию как к пустой формальности, а посему и вели себя соответствующе — балагурили, смеялись, заигрывали с проходящими по коридорам хорошенькими медичками. — Филатов! — позвал, выглянув из кабинета, врач с наголо обритым черепом. Фил зашел в кабинет и плотно прикрыл за собою дверь. Здесь было неожиданно тихо и даже, из-за опущенных штор, сумеречно. — Здравствуйте, — кивнул он доктору и сразу прошел к креслу энцефалографа. Эта процедура была ему давно привычна, вот только бритоголовый врач был ему совсем не знаком. «Новенький, должно быть», — подумал Фил. — Будь и ты здоров, молодец! — сверкнув золотыми зубами, улыбнулся доктор. — Ну, присаживайся… Фил уселся в широкое кресло, и врач нацепил на его голову резиновый обруч с пучком проводов, тянущихся к ящику энцефалографа. Бритоголовый доктор нажал на кнопку, прибор, негромко загудев, выдал широкую бумажную ленту, покрытую змейками энцефалограмм. Нацепив на нос очки, врач принялся изучать результаты исследований, на глазах мрачнея. — Та-а-ак… Именно этого я и боялся, — озабоченно пробормотал он, снимая с головы пациента обруч с датчиками. Филу стало не по себе. — Что-то не так? — встревоженно спросил он. — Как посмотреть… — неопределенно двинул плечом доктор и шагнув к Филу, оттянул его нижнее веко. — Головные боли часто беспокоят? — Только когда перепью, — он попытался отшутиться, но врач и не думал улыбаться. Филу пришлось пояснить: — Вообще-то это шутка — я не пью, совсем. — Это ты своему тренеру расскажешь… Сколько лет занимаешься? — Давно, лет десять — это точно. — Ты же КМС? — доктор задавал вопросы, не отрывая глаз от бумаг пациента. — Там запись старая, я весной мастера получил, — Фил ткнул пальцем в значок на лацкане пиджака. — Молодец, — врач отложил в сторону медицинскую книжку, снял очки и в задумчивости потер переносицу. Фил молчал, с тревогой ожидая продолжения разговора. — Ну что я тебе могу сказать, Филатов… Не ты первый, у многих к этому времени в коре головного мозга происходят изменения. К сожалению — необратимые. — Это что значит? — растерянно улыбнулся Фил. — Это значит, парень, что с боксом тебе придется завязывать. В противном случае последствия могут быть самыми печальными… — доктор положил на плечо оторопевшего парня руку и заглянул ему в глаза. — Тебя сколько по голове долбили, а? То-то! А в результате — множественные микроскопические кровоизлияния и… Короче, продолжишь выступать — станешь как Мохаммед Али. Видел, как он в Лос-Анджелесе олимпийский огонь нес? Болезнь Паркинсона — это, брат, не шутка, ясно? — Да при чем здесь Мохаммед Али? — подскочил с кресла Фил. — Доктор, вы на меня посмотрите — я же здоров как бык! Да я головой могу стены ломать! — Только не у меня в кабинете. Ладно, что я тебя как маленького уговариваю? — поморщился врач. — В общем, так: я отправлю свое официальное заключение в твое общество, а там пусть решают — что с тобой делать! — Да пиши куда хочешь! — вдруг сорвался Фил. Чертыхаясь про себя, он пулей выскочил из кабинета. — Ну и дурак!.. — доктор, покачав головой, скомкал его энцефалограмму и с досадой швырнул ее в урну. В коридоре Фил быстро остыл. Ему было ясно: если в общество поступит бумага из диспансера — все, это конец. Его спишут в два счета, и никакие уговоры там не помогут.