— Вот взгляните, — произнес он. — Характерный синюшный оттенок лица, следы розоватой пены на губах: отек легких при острой сердечной недостаточности. Физическая слабость Антуана помешала ему даже позвать на помощь. Короткая судорога — и все! Вероник, расскажите комиссару, как он умер. Должен заметить, комиссар, что Вероник еще только практикантка. Работает всего лишь четвертый день, замещает приболевшую опытную сиделку Флоранс. Но особых знаний от нее и не требуется. Надо лишь сидеть возле кровати и чуть что, при малейшем ухудшении в состоянии здоровья больного, вызвать главную медсестру, чей кабинет находится в конце коридора. Только и всего. А сегодня все было нормально, да, Вероник, ничего необычного? Ну говорите же! Не бойтесь!
— Сколько вам лет, Вероник? — обратился к девушке Кларье.
— Двадцать три.
— И чем вы занимаетесь в свободное от работы время?
— Я студентка.
— А по какой специальности?
— По архитектуре.
Кларье постарался перехватить взгляд доктора Аргу. По архитектуре! Проще сказать — «безработная»!
— А вы уже успели привыкнуть к ночным дежурствам?
Девушка колеблется. Ей явно хочется ответить: «Ничего сложного. Главное не заснуть».
— А как вы обнаружили, что Антуан умер? — продолжает расспрашивать Кларье.
Вероник снова всхлипывает и утыкается носом в скомканный носовой платок.
— Постарайтесь вспомнить! Вы шили? Читали? Или дремали?
— Я читала.
— А что вы читали?
— «Смерть закусывает удила».
— Понятно! И время от времени бросали взгляд на больного?
— Нет, вовсе нет! Не на больного, а на бутылку: если капает, значит, все нормально.
— И в один момент, — согласно кивает Кларье, — вы вдруг обнаружили, что раствор не капает?
— Да.
Кларье подошел к капельнице, к штативу которой был прикреплен прозрачный флакон.
— Тут никто ни к чему не прикасался? — обратился он к доктору.
— Нет, никто ничего не трогал.
— Бутылка, как я вижу, наполовину полная. Если я правильно понимаю, это означает, что капельница неожиданно перестала работать.
Кларье вращает ручку дозатора, позволяющего регулировать сток жидкости.
— Послушайте, доктор, я полный профан в этом деле, но мне кажется, что, если капельница не работает, а к ней никто не прикасался, значит, жидкость перестала поступать в кровь больного оттого, что тот умер.
— Верно! — поддакивает Аргу. — И поэтому можно легко определить время смерти. Каждая бутылка содержит пол-литра раствора, и все подлажено таким образом, чтобы она опустошалась полностью ровно за два часа. А эта бутылка, четвертая со вчерашнего вечера, еще почти полная. Постарайтесь все вспомнить, Вероник. Это очень важно. Вы заступили на работу в четыре часа. Моник сдала вам дежурство, а попросту говоря, сообщила, что все идет нормально и Антуан спокойно спит. Так ведь, я прав?
— Абсолютно, — отозвалась Моник. — Я как раз и поставила четвертую бутылку, а также сама отрегулировала сток раствора, потому что Вероник еще не слишком соображает в этих делах.
— И все шло нормально?
— Да, все было хорошо. Я поделилась с ней кофе, который оставался у меня в термосе, и ушла.
— Ясно, — властным тоном произнес доктор Аргу. — Если вычислить объем оставшейся жидкости, можно будет легко узнать, когда остановилась капельница. А это и есть точное время смерти. Итак, что мы имеем: раствор начал поступать из бутылки в капельницу примерно в четыре часа ночи. А минут через пятнадцать капельница перестала работать. Вот и вся арифметика, выходит, Антуан умер четверть пятого. Постойте-ка! Валери, во время вашего дежурства с десяти часов до полуночи вы не заметили чего-нибудь необычного?
— Нет.
— А вы, мадам Ловьо?
— Нет.
— Поймите, я вовсе не собираюсь обвинять кого-либо из вас в халатности, но ведь в работе аппарата могли быть и сбои. Итак, ничего такого не было?
— Ничего!
— Вы тоже ничего не видели, Моник?