— А сколько у вас больных в настоящее время?
— Двадцать девять. И еще с десяток лечатся по месту жительства. Всего в клинике около тридцати палат, шесть из которых предназначены для безнадежных больных. Для них у нас имеется и специально обученный персонал, состоящий исключительно из молодых девушек, одно присутствие которых уже приносит больным успокоение. Я провожу вас в это отделение после обеда.
— А ваши двадцать девять больных, что у них? Я хочу спросить, не отдаете ли вы предпочтение каким-нибудь определенным видам боли?
— Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Вы задали хороший вопрос, и нас действительно интересуют прежде всего люди с ампутированными конечностями. Так что не удивляйтесь, если нам навстречу будут часто попадаться инвалиды. У нас тут все-таки медицинский научно-исследовательский центр. Хотя, сознаюсь, что наши коридоры частенько смахивают на парижский Двор чудес. И нас нередко упрекают за это. Зато и успехи налицо.
— А господин Кэррингтон занимается изготовлением протезов для ваших пациентов?
— И да и нет. Я бы сказал, что он предпочитает усовершенствовать отдельные модели, нежели возиться с тем, что его мало волнует. Уильям безусловно щедрый человек, но в границах собственных забот.
— А его главная забота — дочь, — закончил мысль Кларье.
— Верно. После обеда я покажу вам клинику и постараюсь более ясно высказать свое понимание проблемы боли. Смею вас заверить, она не так проста, как может показаться на непросвещенный взгляд. К нам присоединится и интерн[2] Патрик Мелвилль. Отец у него француз, а мать англичанка. Несмотря на то что он очень дружен с Уильямом, с Мод занимаюсь только я один.
Доктор Аргу остановился перед дверью с надписью: «Частное помещение» и осторожно позвонил. Ждать пришлось недолго.
— Уильям. Позволь представить тебе комиссара Кларье. Комиссар, знакомьтесь: Уильям Кэррингтон.
Глава 2
Уильям Кэррингтон («Он повыше меня будет», — сразу отметил комиссар) опирался на палку.
— Подагра замучила, — крепко пожав руку гостю, объяснил он. — Какие бы расчудеснейшие эликсиры ни придумывал Поль, а все равно чертовски больно.
Багрового цвета лицо и сочная голубизна глаз, ни дать ни взять уроженец Нормандии, хотя, пожалуй, там сегодня уже и не отыщутся столь же типичные этнические черты. Все в его облике выражало простодушную сердечность человека, порвавшего с общепринятыми правилами и нормами. Доктор правильно сказал: надо его принимать таким, каков он есть.
— Входите, входите! Поль вам покажет, куда идти. Давайте сразу к столу! Не обессудьте, если моя трапеза покажется вам излишне аскетической.
Квартира Кэррингтона размещалась во флигеле, и окна комнат выходили в парк. В гостиной все было залито солнечным светом: и накрытый обеденный стол, и картины, и зеркала, и деревянная обшивка стен, и вазы с цветами, и хрустальные бокалы, и графины.
— Ты помнишь, какая была погода в тот день, когда мы высадились на побережье? — обратился Кэррингтон к доктору Аргу. — Такой красоты мы тогда не видели!
Вскоре трое мужчин уже сидели за уставленным закусками столом и вспоминали прошлые годы. Хотя Кэррингтон щедро наполнял бокалы и много и охотно говорил, чувствовалось, что его веселость несколько наиграна. Он явно понимал, что, во-первых, доктор Аргу рассказал комиссару о Мод, и во-вторых, что комиссар ни на волос не поверил в ее мигрень. Когда доктор Аргу как бы вскользь, с полнейшей невинностью в голосе, заметил, что комиссар признался-де ему в том, что является большим любителем игрушечных моделей машин, Кларье мигом сообразил что к чему и, поймав брошенный ему «мячик», совершенно естественно продолжил тему.
— Только поездов, — уточнил он. — И чтобы обязательно были действующие модели. В первую очередь меня прельщает возможность управлять ими на расстоянии.
Тотчас перестав грызть печенье, Кэррингтон с удивлением, смешанным пополам с восхищением, взглянул на комиссара и прошептал:
— Превосходно! — А потом уже в полный голос: — Поль, ты мне об этом раньше не рассказывал. Я ведь тоже, комиссар, надо вам сказать, настоящий фанатик роботов. Более того: я собственноручно создаю их.
Кларье сделал вид, будто до глубины души поражен услышанным:
— Не может быть! Ах, доктор, да что же вы раньше молчали!
Кэррингтон уже поднялся из-за стола.
— Хотите взглянуть?
— И чего вы, право, всполошились! Успеется! Поешьте сперва, — протестует доктор Аргу.