Если ей лучше без него, то ему-то без неё будет куда как плохо.
– Удавиться? – Хаггана раскурила новую сигарету. – С тобой?
Помолчала, потом вздохнула:
– Да и со мной тоже.
– Тогда, значит, вы согласны?
– С чем?
– Оставьте её. Следите за мной, если хотите, но не трогайте Рену.
– Она обещала мне сигнализировать о твоих планах, Котт, - криво усмехнулась Хаггана. – Да так и не начала, кстати. В управлении на ней уже поставили галочку – мол, сотрудничать отказалась, репутация под сомнением.
– Я сам вам всё доложу, – невозмутимо ответил Деми. – Да вы и сами догадались вон, насчёт араны Гедеоны-то! А что? Ничего противозаконного, между прочим. Разве араны не могут вытащить человека из долгового рабства? Я и Рену пристрою, дайте срок.
Хаггана поперхнулась дымом и долго кашляла.
– Вы же можете сделать так, чтобы Рена за меня была не в ответе, – добил её Деми. – Вы же просто её хотели припугнуть, Айрина. Валите всё на меня… если, конечно, будет что валить. Жениться в этой стране ещё никто никому не запрещал, даже на аранах.
– Я подумаю, – неохотно сказала инспектор. – Ради девочки, не ради тебя.
– Ну я так и думал, что ради девочки, – пожал плечами Деми. – Значит, это дело улажено?
– Я подумаю.
Она пошла к своему мобилю, сутулясь и сунув руки в карманы. Деми поискал в себе сочувствия к высушенной работой женщине… но не нашёл. Она точно так же манипулировала Реной, как и он – только делала это более грубо и нетерпеливо. За что ж её жалеть?
Разве за то, что ей не досталось ни одного такого же тёплого сопереживающего взгляда от Рены, какие достались ему!
ГЛАВА 19
Бывает, что тебе предстоят муки выбора. Выбрать между добром и злом, тернистым честным путём и гладким неправедным. Муки эти могут оказаться совершенно невыносимыми, и многим приходится терзаться вот точно так же сильно, как Рене по возвращению от сестры! Она страдала уже несколько минут, выставив перед собой свой небогатый запас обуви, потому что новые ботинки натёрли ей ногу. Выбор предстоял в прямом смысле сложный, между красотой и удобством.
– О, собираешься надеть эти башмаки? – поинтересовался Деми.
– Так они тёплые и вполне обношенные… хотя и видали виды. Как будто я войну в них с пехотой прошла, да?
– А вот эти туфли?
– Ну… они хотя бы красивые.
– А новые ботинки?
Рена выставила пострадавшую ногу. Деми посмотрел на стройную лодыжку, там, где шёлковый чулочек украсился влажным пятнышком от лопнувшей мозоли.
– Тогда выбери ботинки, – посоветовал он. – Трамвай идёт только до середины рабочего квартала, дальше уже только пешком.
– Но твоя бабушка…
– Рен, мы идём щеголять обновками среди диваррской нищеты. На дно общества. Надень чулки потеплее и ботинки покрепче, и вперёд. Эй, не клади деньги в сумку! Лучше дай сюда!
Рена неохотно отдала двадцатку, зажатую в кулачке.
– Маленькая жадина, - тут же сказал Деми. - И вообще не бери с собой сумку, она тебе не понадобится.
– Мы как на войну собираемся, – улыбнулась Рена.
– А как же. Ну что, бежать, в случае чего, сможешь?
– Бежать?
– А танцевать?
– Деми…
– Мы идём или болтаем?
Рене показалось, что Деми нервничает. Говорит как-то отрывисто, ответов не слушает… что это вообще могло значить? Если он так не любит свою эту бабушку, мог и не приглашать Рену навестить её! А если любит, то почему волнуется?
***
Рабочая окраина оказалась неожиданно красивым и довольно тихим местом. Рена и понятия не имела, что в этой части Диварры такие удивительные кирпичные дома, по большей части двухэтажные, и такие кряжистые, раскидистые деревья. Зато здесь не было электричества и, кажется, не везде присутствовала канализация. Уличные фонари кончились примерно там же, где и трамвайная линия, и остались разве что редкие лавки и ремесленные мастерские. Вечерело – некоторые хозяева уже зажигали под вывесками фонари. Резко пахло керосином.
А тихо было потому, что почти ни у кого здесь не имелось машин. По улицам только малыши и носились, да прогуливались молодые парочки, некоторые совсем юные. Рена с любопытством озиралась, но Деми решительно тащил девушку за локоток всё дальше и дальше. Она увидела серое приземистое здание, похожее на барак, с надписью «Народная школа». На трёх ступеньках широкого крыльца сидели угрюмые, плохо одетые, мосластые подростки. Некоторые курили.