Недолгая тишина в ярко освещённой операционной прервалась его неуверенным голосом.
— Ну, вообще-то, такое возможно.
Я широко открыл глаза и повернулся к нему.
— В смысле?
— Ну такое возможно, срастить его нервы с золотыми нитями, они гиппоаллергены, так что не должны вызвать отторжения или омертвения потом тканей.
Я ошарашенно на него посмотрел, о таком я даже не думал.
— А как ты иначе хотел сделать его ногу живой? — продолжил он, не обращая внимание на моё ошеломление, — я никогда не слышал о такой возможности.
— Этого вам доктор лучше не знать, — твёрдо ответил я, — если за операцию вы можете лишиться лишь работы, то за эти знания, возможно и жизни.
— Какое снотворное ты ему дал? Пульс слишком нитевидный, — не стал он спорить со мной, ощупывая тело пациента.
— Не знаю, — смутился я, — но оно оказалось очень сильное, слуги заснули там, где были.
Я поймал на себе ещё один острый взгляд, но тем не менее проворчав что-то под нос, он продолжил готовиться к операции.
— Что стоишь, иди сюда, — приказал он, показывая на места крепления стола, явно намекая закрепить мне там генерала, — я боюсь ему вкалывать морфий, так как не зная о данном тобой препарате, придётся его закрепить, если он вдруг очнётся от боли.
Не знаю, что за препарат дал мне тот аптекарь, но генерал не очнулся даже тогда, когда доктор достал пилу и приступил к отрезанию ноги. Так как мы лишь примерно представляли уровень заражения, то пилили сразу по бедро, тем более, что протез был сделан с учётом именно этой длины. Ничего не поделать, таковы были издержки плана, и мы отпилили больше, чем надо было в текущий момент.
— «Боже, я в тебя никогда не верил, но надеюсь ты меня простишь за это, — тихо произнёс я подобие молитвы, хотя слабо верил в её эффективность, а также то, что к кому я обращался, вообще мог не существовать».
— У тебя чувствуется навык, — удивился доктор, когда я стал ассистировать ему, — учился раньше на врача?
«Скорее уж на палача».
— Это тоже вам лучше не знать, доктор Хоккингс, — вслух ответил я, вызвав его очередное недовольное покачивание головой.
— Сколько у нас времени? — спустя три часа спросил он у меня, когда закончил со сращиванием нервов.
— Ещё максимум час-два, — прикинул я смену охраны, а также время, чтобы довести генерала назад, — и то, если вы повезёте нас назад на моём экипаже, а я закончу свою работу по пути.
— Ты так сможешь работать? — удивился он.
— Придётся, иначе всё ранее проделанное, станет бесполезно, — я сам был не в восторге от затянувшейся операции, но выбора не было, ведь если Дженни и доктор оказались правы, то моё сращивание душ ляжет на более благодатную почву и нога может слушаться ещё лучше, чем я задумывал это раньше.
— Хорошо, тогда зашиваем и едем, я потом вернусь и сам уберу операционную к приходу сестёр, — решил он и склонился к месту сочленения протеза и ноги, который поражал своей золотой каёмкой и качеством выделки кожи ниже. Мы то знали, что золотая не только кайма, но и вообще вся его внутренняя часть, там, где тело будет соприкасаться с протезом. Дженни не создавая ранее подобного, много прочитала о протезировании и всех существующих методах их создания, а также проблемах с ними связанных, так что решилась подстраховаться, тем более карт-бланш на используемые материалы у ней был.
— Всё, закончили, — наконец он перевёл на меня уставший взгляд и отошел от стола, — мой его, переодевай и поехали.
Провозившись ещё полчаса, чтобы привести тело пациента в относительный порядок, мы погрузили его в экипаж, затем я отпустил Джона, дав ему гинею, приказав молчать и не показываться из дома ближайшие дня три, затем устроился рядом с телом, а доктор сел на место кучера.
С его тихим возгласом.
— Пошла.
Я откинулся на сиденье и закрыл глаза, никогда не думал, что буду делать подобного уровня вмешательство в чужую душу вот так, трясясь по колдобинам и выбоинам дороги, но ныть сейчас точно не было времени, путь занимал час-полтора, так что за это время мне нужно было закончить и свою работу.
Аура генерала сначала остро кольнула меня, когда я осторожно прикоснулся к ней, но «опознав» знакомые колебания, тут же допустила меня к себе. Я привычно стал присасываться своими щупами ауры к чужой душе и делал их количество всё больше и больше, пока не стало казаться, что наши ауры слились воедино, только после того, как я помощью паинита убедился, что нужный уровень синхронизации достигнут, впервые потянул на себя его энергию. Поскольку сопротивляться было уже нечему (наши души почти слились воедино) я медленно, но по капле от каждого отростка, стал перекачивать его духовную энергию себе, сразу же стараясь не влиять на ту, что попала ко мне. Одновременные манипуляции с чужой и своей душой оказались настолько сложны, что через двадцать минут такой работы, я едва не терял сознание от обрушившихся на меня усилий. Сдерживать одновременно то и другое, при этом моё тело вздрагивало и тряслось на плохой дороге, оказалось через чур сложно.