- Комси комса, или, по-нашему, абсолюман. А каки васи делаете?
- Токанава тояма, что означает в переводе: на том же уровне плюс пять процентози.
- Значит, у тебя все о'кэй?
- Ах, ребята. Если бы вы только видели! Этого ни в сказке сказать, ни пером написать, вы никогда не поверите, вы никогда не узнаете. Это надо видеть, это надо чувствовать, это надо обонять; какие шампиньоны я ел в сметане, это же умереть!
- Смотрите на него - он уцелел!
- Как же ты выжил, бедненький? Аж осунулся. Просто глядеть на него невозможно, до чего он осунулся.
- А нам оставил?
- Нам он выдаст сухим пайком.
- Честно говорю, ребята. Какие шампиньоны! Такие и в сладком сне не приснятся. Сюзанна, жена Антуана, готовила.
- Я всегда знал: в нем погиб великий чревоугодник.
- Значит, он еще и насюзанился? Вот это парень!
- А что? Осанка у него вполне. Сразу заметно: человек ел шампиньоны.
- Клокочете мелкой завистью? Насчет Сюзанны ты мимо дал, Сержик. Я же вам от души рассказываю. Этот Антуан, знаете, какой парень! Антуан - это человек.
- Партизан?
- Что за вопрос!
- А как по-ихнему партизан?
- Так и будет - партизан. Это же французское слово.
- А я-то думал, что партизаны только у нас были. Выходит, мы их у французов позаимствовали?
- Что же сие означает?
- Партизан - это буквально соратник.
- Значит, мы твои партизаны?
- Нет, ребята, это я ваш партизан.
- Смотрите, как скромничает! Я его буквально не узнаю.
- Перед нами новый человек!
- А что? Нашампиньонился и сделался скромным - закономерная деградация.
- Скромность украшает даже штурманов.
- Наш Коля, к примеру, третьего дня не то что шампиньоны. - Комара съел. И ничего - помалкивает.
- Коля съел Комара? И вы молчите?!
- Наш Коля теперь в финале. Об этом знает весь мир и ближайшие планеты.
- Так он же в деревню ездил?
- Виват, Николя! Как же это произошло? Чистая или по очкам?
- По чистой положил его наш Коля. В третьем раунде. Комар и пикнуть не успел.
- Вот это номер! Коля в финале, а я про шампиньоны вам заливаю.
- Скромность, скромность...
- Комар для меня не проблема. А вот теперь в финале с Эдиком придется, это уже кое-что.
- Эдик - это штучка. Он гармоничен.
- Неужто в финале с Эдиком? А кто его сейчас тренирует? Когда финал?
- У Эдика правосторонняя стойка. И реакция у него на уровне. Берегись его левой.
- И вообще Эдик гармоничен.
- Зато с Эдиком интереснее. Будет на что поглядеть.
- Что вы, ребята? Коля самого Комара уложил. Да после этого Эдик сразу лапки поднимет. Он сдаст психологически.
- Эдик психологически не сдаст. Эдик гармоничен.
- Заладил. А Коля наш что - не гармоничен?
- У Коли коронка - встречный прямой. Садись на него в ближний бой, Коля, и все будет в ажуре.
- А чего же ты про Веру не спросишь? Скромность заела?
- Спрашивается, где Вера?
- Очнулся. Верочка отгул взяла по уходу за отцом.
- Волнующе и непонятно...
- Отцу операцию делали. "Излишки" какие-то вырезали. Так она теперь у него днюет и ночует.
- Сплошные чудеса. Что же толкнуло ее на этот героический шаг?
- Ты и толкнул, дольче Вита. Уж больно она задумчивая стала, когда ты ее в щечку чмокнул.
- О чем нашептывал ей у трапа? Признавайся открыто.
- Ребята, вы меня знаете. Я вас тоже. И я со всей ответственностью заявляю: я славы не ищу. Я рядовой советский труженик. Зачем я буду присваивать себе то, чего не совершал?
- Вот к чему приводят поцелуи в запрещенном месте.
- Здравствуй, Тиль.
В дверях стоял Командир, и в руках у него брюссельская газета. Я вскочил.
- Разрешите доложить, Командир. Штурман Виктор Маслов явился из краткосрочного отпуска. Готов приступить к своим обязанностям.
- Вы только поглядите, товарищи, что пишут тут про нашего штурмана. Командир развернул газету. - Узнаете?
Там я стоял в рост и сурово указывал пальцем. Фотография занимала два столбца. А по соседству в таком же формате был выставлен обмокший Щеголь. Он стоял на полусогнутых, изо всех сил закрываясь от меня руками, смешно у него получалось. Даже на застывшем снимке видно было, как у него поджилки трясутся.
- Так это же наш Витторио. Напартизанился он у них, как я погляжу.
- Насюзанился, напартизанился, наобонялся...
- "Русский Тиль мстит за отца", - с выражением сказал Командир, указывая на заголовок, набранный аршинными буквами.
- Смотрите, и медаль на кителе какая-то.
- Что вы, ребята, это не он. Он в это время питался шампиньонами.
- Первый раз вижу, ребята, честно говорю. Я тут совершенно ни при чем. Это все Антуан.
- Предварительный диагноз отменяется. Это не скромность, это корень кубический из скромности. Это святой наив.
- Я же говорил: перед нами другой человек. Перед нами - Тиль Уленшпигель.
- И мы ему верили...
- Ну зачем вы, ребята... - взмолился я. - Да еще при Командире.
- Приедем - разберемся в твоем поведении, - отрезал Командир. Доложишь в экипаже, что ты там творил...
- Я больше не буду, Командир, - ответил я. - Ведь и повода больше нет, отец-то у меня был один...
- Борт ноль сорок один слушает, - сказал Николай. - Командир, порт запрашивает вылет.
- По местам, - приказал Командир.
- Правый готов, - сказал Виктор-старший.
- Левый готов, - сказал Командир.
- Приступить к проверке системы, - сказал Сергей.
- Вас понял, - продолжал Николай. - Видимость пять километров, ветер северо-северо-западный, до трех баллов.
- Скорректировать маршрут, - сказал командир.
- Ветер северо-северо-западный, до трех баллов, маршрут принимаю, ответил я.
- Выходим на ВПП, - сказал Командир.
Ведомая тягачом машина беззвучно качнулась и тронулась с места, заносясь правым крылом. Мы разворачивались, и я увидел здание вокзала с галереей. Антуан стоял в стороне от прочих, у меня сердце защемило, когда я увидел его одинокую фигуру на верхней галерее, вот так и мать стояла на краю поля, провожая меня.
Антуан заметил, как мы тронулись, и поднял руку.
Машина продолжала разворачиваться, вокзал проплыл и начал уходить за срез иллюминатора. А мы пойдем с полосы прямо на север, и я не увижу Антуана сверху, там только вата облаков и общие планы.
Я на секунду оторвался от карты, чтобы последний раз глянуть в окошко:
- Оревуар, Антуан!
1968-1971