— О! — сказал я. — Спасибо, Антуан. — Сигареты назывались «Кори» и были крепки до одурения. Я закашлялся. Антуан захохотал, но я не сдавался и продолжал мужественно курить, пуская дым в лицо Антуану.
Так, под смех Антуана, мы выехали из Эвая.
ГЛАВА 6
Иван Шульга сидел на травке у моста и безмятежно покуривал. Голубой «фиат» стоял под елью на обочине.
— Какой сервис! — воскликнул я, подходя к Ивану.
— Наверное, ты хочешь сказать: сюрприз? — сосредоточился Иван. — Это такое ихнее слово.
— Я хочу сказать: сервиз. Полный сервиз на три персоны. Закуривай. Партизанские сигареты «Кори».
— Я не курю этот тяжёлый табак, — ответствовал Иван. — Где вы их достали? Я давно не видел таких сигарет.
— Секрет изобретателя, купили в Эвае. Значит, это и есть тот самый мост? — Я огляделся.
Дорога, по которой мы приехали, полого спускалась здесь к ручью и перед самым мостом делала крутой поворот. Быков не было, мост сложен из камня одной аркой. Перила тоже были каменными. Голубой указатель стоял на той стороне. А кругом поднимался старый лес.
Антуан поставил машину рядом с Ивановой и подошёл к нам.
— Засада была на том берегу или на этом? — обратился я к Ивану. — Спроси у Антуана.
— Он говорит, — по обыкновению начал Иван, — что сначала должен рассказать тебе про старика.
— Мы очень мило побеседовали, — заметил я. — Кто бы мог подумать, что старик окажется таким разговорчивым.
— Напрасно ты смеёшься. Антуан говорит, что для нас это главный старик. Но он молчит уже двадцать с лишним лет, с тех пор как убили его единственную дочь. Этот старик знает все про особенный диверсионный отряд, он тоже был «кабаном».
— Вот как? — удивился я. — А он вообще-то может разговаривать? Антуан же сказал, что он свихнулся.
— Подожди, — обиделся Иван, — ты мне мешаешь. Я не знаю, кого из вас переводить сначала. Старик строил эту хижину, где вы были. Тогда он не был ещё стариком, он был крестьянином и ненавидел бошей, как патриот. Его зовут Гастон. Он показывал «кабанам» все дороги, когда они шли на саботажи. Он был у этих «кабанов» самым главным разведчиком. Боши охотились за «кабанами» и схватили старика. Они пытали у него, где находится хижина. Но Гастон молчал и ничего не сказал. Тогда немецкий офицер ударил его саблей по лицу, но он всё равно молчал. Боши взяли его дочь, которой было десять лет, и на глазах Гастона прокололи её штыком. Боши увезли старика в тюремную больницу. Жена его умерла, когда он там сидел. Потом Гастон вернулся домой и нашёл там могилу жены. С тех пор он разлюбил всех людей и не желает разговаривать с ними. Но каждый год в одно и то же число Гастон едет в Брюссель и устраивает там демонстрацию. Он вынимает из машины свой плакат и идёт с ним мимо парламента. На плакате написано: «Позор убийцам моей дочери». Об этом Гастоне в газетах писали и даже делали его фотографию. Сначала его забрала полиция, но он и там молчал, и его отпустили домой. Через год он снова приехал в Брюссель с плакатом и пошёл на эту демонстрацию. Корреспонденты задавали ему вопросы, но он не захотел с ними разговаривать. А теперь к нему привыкли. Он приезжает в Брюссель, проходит с плакатом мимо парламента и едет домой доить коров. Полиция его не трогает. Антуан два раза приезжал к нему, но Гастон ему не ответил. А ведь он знал Антуана, когда Антуан ходил в хижину. Антуан даже думал, что старик сделался немым от сабли, но люди слышали, что Гастон разговаривает со своими коровами. Против коров он не имеет возражения. И ещё говорят, что он читает газеты и смотрит телевизор. Он очень богат, у него много собственной земли, он имеет арендаторов, но и сам работает с утра до вечера.
Я слушал не перебивая эту неожиданную повесть, а когда Иван закончил, подошёл к Антуану.
— Я заставлю этого старика говорить, — заявил я.
— Что же ты ему скажешь? — спросил Иван.
— Ничего не скажу. Покажу ему фотографию отца и всех «кабанов». И скажу, что я сын «кабана».
— Хорошо, мы съездим к нему ещё раз, — сказал Антуан, покачав головой. — Теперь я расскажу, что было на мосту.
— Давай сначала кончим со стариками. Спроси у Антуана про чёрного монаха. Говорил ли Антуан ему о моём приезде?
— Разве он знал, что ты приедешь? — Антуан удивился.
— То-то и оно-то, — заметил я. — Сначала он замялся, а потом сказал, что узнал об этом от тебя.
— Наверное, он напутал, — сказал Антуан, подумав. — Он старик, у него плохая память. Ему мог сказать президент де Ла Гранж, который искал русских переводчиков для тебя. Но весной, когда ты написал мне письмо, я ходил к старику, чтобы он перевёл.
— Значит, сейчас ты ему ничего не говорил? Это точно?
— Нет, — сказал Антуан.
— Он говорит, что не говорил, — перевёл Иван.
— И ещё чёрный монах сказал мне про женщину из Эвая. Это и есть мадам Икс?
— Её зовут Жермен, — ответил Шульга. — Антуан ещё не раскрыл её. Тогда мы спросим у неё, знает ли она этого монаха Мариенвальда?
— Да, старики знают много, но пока помалкивают…
По мосту то и дело пробегали машины. Всякий раз они притормаживали на спуске перед поворотом, а на мосту опять разгонялись и натужно шли на подъем. Конечно, «кабаны» должны были ловить машину как раз на повороте, когда она начнёт притормаживать. Что же было на мосту?
Антуан шёл впереди, оглядываясь по сторонам. На том конце моста мы остановились, сошли на обочину, чтобы не мешать проходившим машинам. С мягким шуршанием проехал синий «бьюик», из переднего окна, высунув морду, на нас смотрела немецкая овчарка.