— Дамере это дамере, — бессмысленно твердил Шульга. — Антуан говорит, что в его диксионере нет такого слова.
— Дамере означает франт, — вставила Николь, пытаясь помочь нам разобраться в новой загадке.
— Франт? — обрадовался Иван. — Это я знаю. Такое слово я уже переводил.
— Все же это не совсем франт, а дамере, — настаивал Антуан.
— Опять ты мои карты поломал, Иван. Дай-ка папку, — я достал свой словарь, изданный в Москве, и тут все запуталось ещё больше. — Дамере — это щёголь. Слышал про таких, закованный Иван?
— Щёголь — это наше слово, — охотно подтвердил тот. — В моей деревне такое прозвание делали ребятам, которые носили клёш.
— Как же ты Жермен переводил? — продолжал недоумевать я. — Ведь это же она первой сказала, что у Мишеля была кличка Щёголь?
— Она сказала мне «франт», а я перевёл тебе «щёголь». Разве это плохо звучит? — удивился Иван на русском языке.
— Сам ты франт несчастный, — огрызнулся я. — Это же синонимы. Или ты не понимаешь, что это все меняет.
— Не ругай его, Жермен сказала «франт», — подтвердил Антуан. — Иначе я сразу бы обратил внимание на это слово, написанное Альфредом.
— А как говорится в синей тетради?
— В тетради написано «дамере», — уверенно заявил Антуан, но всё-таки для страховки раскрыл тетрадь.
— Значит, совпадает? Это уже легче. В таком случае мы совершенно случайно угодили в десятку, — я рассказал об утреннем разговоре с черным монахом, когда тот пытался заморочить мне голову с кличкой Щёголь.
— Ешьте салат, — сердилась Сюзанна, — вы совсем не едите.
— Можно сказать вместо «дамере» и денди, — снова возвестила Николь. — У этого слова много значений.
— Денди тоже наше слово, — возрадовался Иван.
— Не путай нас, сестрёнка, сами запутаемся. Про денди я тоже кое-что слышал. Так прозывали, как говорит наш эксплуатированный друг и соратник Иван, покойного кузена нашего президента.
— Жермен могла забыть кличку Мишеля, — задумчиво продолжал Антуан. — Мы должны верить только тому, что писал Альфред Меланже.
— Визитная карточка — тоже неоспоримый документ, — сказал я. — Пьер Дамере, отель «Святая Мария», Намюр. Не можем же мы исходить из предположения, что Мишель, он же Щёголь, подсунул Гастону фальшивую карточку? Это чересчур сложно, правда, Антуан? Итак, схема боя, синяя тетрадь, визитная карточка — во всех трех случаях Дамере.
— Надо доказать, — ответил Антуан, — что во всех этих случаях речь идёт об одном и том же человеке.
— И докажем. Но что же тогда получается, Антуан? Черт те что получается. Выходит, Щёголь всегда был Дамере? И своего имени он не менял? А когда же он был в таком случае Ронсо? И как он мог быть Ронсо в отряде? О старый Гастон, рассуди нас скорее.
Антуан посмотрел на меня, как бы говоря: увы, от Гастона нынче не будет проку. Придётся самим выкручиваться. Антуан достал с полки толстенную книгу, в которую поместились номера телефонов всей Бельгии. Телефонистка быстро соединила его с «Остеллой». Антуан попросил к телефону Мариенвальда.
— Разве его нет у вас? — удивился он, выслушав ответ. — Вы уверены в этом, мадемуазель? Я только что заезжал к мсье Мариенвальду домой, и мне сказали, что он направился к вам… Ах так, он всё-таки был у вас. Если он появится снова, передайте ему, что звонил Антуан Форетье… Мерси, мадемуазель.
— Смотались субчики, — протянул я. — Ничего, далеко не уйдут. А что за мадемуазель? Она не назвалась?
— У неё весьма пикантный голосок, — заметил Антуан с улыбкой.
— Тереза шарман, — подхватила Сюзанна.
— Ты её полюбил, Виктор? — ревниво спросила Николь. — Я должна на неё посмотреть.
— Ох, Николь, до чего же все запуталось, — проговорил я с тревогой. — Может, мне самому позвонить, поговорить с ней по-немецки, как думаешь, Антуан?
— Но зачем? — ответил тот задумчиво. — Может, они вообще не думали там сходиться и встретились в другом месте, а нас нарочно наталкивают на «Остеллу», чтобы запутать следы.
— Поедим и распутаем, — пообещал Антуан, принимая свою порцию оранжада.
Но снова зазвонил телефон. Мадам Констант хотела говорить со мной. Иван неохотно оторвался от Гастона.
— Она спрашивает, нет ли у нас новостей для её газеты. Ихний редактор просит у неё материал на большую полосу, так она говорит.
— Поблагодари её, Иван, и скажи, пока ещё нет, но, возможно, будет.
— Она имеет интерес узнать, нашли ли мы Альфреда?
— Альфред убит двадцать лет назад. И хватит, Иван. Комплот! Она и так всё время вперёд лезет. У меня есть её телефон, я сам позвоню, может быть, даже сегодня вечером.
— Тогда она имеет сообщить тебе новость про архив генерала Пирра, — продолжал Иван. — Она туда звонила и сама ездила, это было вчера.
— Обнаружилось что-нибудь интересное? Архивные материалы нам бы не помешали.
— Она симпатически сообщает тебе, что папка «кабанов» пропала из архива. Всё время она лежала на полке, и вот уже целый год, как её никто не замечает. Папка «кабанов» исчезла.
— Это в самом деле становится интересно. Дай-ка трубочку, Иван, сам отвечу… Бонжур, мадам Констант, мерси вам за вашу помощь. Но дайте мне срок, завтра я сообщу вам, кто купил или выкрал эту папку. Переведи, Иван.
— Ты это серьёзно говоришь? — подивился Иван.
Я настоял. Он перевёл и тут же ответил злорадно:
— Она тебе заявляет, что ты некрасиво шутишь над ней. Завтра будет ихний праздник, и она поедет купаться на море. Папка «кабанов» — это слишком серьёзно, чтобы шутить над ней, такой демарш она тебе заявляет.