Она провела всего четыре ночи в его доме, но уже отвыкла ложиться в постель одна. В звенящей тишине комнаты ей казалось, что сердце отбивает барабанную дробь. Она слышала, как он вошел в комнату, разделся. У нее перехватило дыхание. Но Петр не сразу лег в постель. Сначала он пошел в душ, оставив дверь открытой. До нее доносился шум воды, и она представляла его обнаженным. У нее потеплело на душе, когда она вспомнила его слова об их совместном будущем.
Шум воды стих, свет погас. Ольга вцепилась рукой в подушку. Она почувствовала, как проминается матрас, а через секунду, Петр обнял ее и прижал к себе.
— Расслабься, — прошептал он ей на ухо. Она поежилась, когда его еще мокрые волосы коснулись ее плеча. — Я просто буду рядом.
Она закрыла глаза, давая телу команду расслабиться. Он не просто был рядом, он обнимал ее, разговаривал с ней. И когда из ее глаз хлынули долго сдерживаемые слезы, он прижался к ней еще теснее.
Ольга хотела отодвинуться от него, но он не позволил. Он терпеливо преодолевал ее сопротивление, и в конце концов они занялись любовью. Он был так нежен, так заботлив, что, казалось, заполнил собой пустоту в ее душе. Это был единственный мужчина, которого она любила.
Уже потом, когда он тихо лежал рядом, она крепко обняла его и прошептала: — Я не могу тебе дать то, что ты хочешь.
Он поцеловал ее в шею.
— Позволь мне самому судить.
Весь следующий день был занят хлопотами перед предстоящими похоронами и подготовкой официального заявления для прессы. Телефон раскалился от бесконечных звонков и соболезнований. Ольга натянуто улыбалась всем и каждому, пока у нее не заболели мышцы лица. Все это время Петр находился рядом.
— Ну что мне с тобой делать? — спрашивала она его ночью, когда в очередной раз уступила его рукам и губам.
— Может, стоит сдаться? — сонно ответил он. — В конце концов так и будет. Ты это знаешь, я это знаю. Я не отступлю.
Возможно, он прав. Наверно, она напрасно упрямится. Но что-то удерживало ее от окончательной капитуляции.
— Мне нужен знак, — сказала она на следующий день, прогуливаясь по улице. Она шла в магазин, когда Лев Якушев позвонил ей и попросил встретиться с ним в офисе. Что-то связанное с похоронами, очевидно.
Она уже подходила к бизнес-центру, когда увидела впереди Уварова. Он шел быстрой походкой уверенного мужчины. У нее замерло сердце. Смешно, учитывая, что еще сегодня утром она видела его обнаженным.
Она улыбнулась, надеясь, что он почувствует ее взгляд и обернется. Может, ей подойти к нему и самой поцеловать? Не просто поздороваться, а страстно расцеловать прямо посреди оживленной улицы.
Когда Ольга вновь посмотрела в его сторону, Петр наклонился, чтобы поднять что-то с тротуара. Детскую розовую туфельку. Потом он протянул ее молодой маме. Женщина расплылась в улыбке, когда он сам надел туфлю на ножку маленькой девочке.
Петр увидел Ольгу входящей в здание. Он позвал ее, но она даже не обернулась. Он почти перешел на бег, надеясь перехватить ее у лифтов. Петр не знал, что ей успел сообщить Якушев по телефону, но в любом случае ее нужно предупредить.
Он снова позвал ее, когда вошел в здание, но она уже исчезла в лифте. В последний момент он успел поставить ногу между дверями.
Она недоуменно смотрела на него.
Петр тихо выругался.
— Якушев уже сказал тебе?
— Я только приехала. А в чем дело?
— Это касается завещания твоего отца, — коротко пояснил он. — Появились новые обстоятельства.
— Новые обстоятельства? — эхом повторила она.
— Якушеву утром позвонил юрист из фирмы Глеба Зотова.
— Того самого, который был на самолете.
Петр кивнул.
— Да. Он некоторое время работал с твоим отцом. Выяснилось, что Михаил составил и подписал новое завещание буквально за день до трагедии.
— И они только нашли его? — Ольга издала нервный смешок.
— Я не в курсе. Думаю, сейчас мы узнаем, что в этом завещании и почему оно было обнародовано так поздно.
— Насчет содержания вряд ли есть какие-то сомнения. Я тебе говорила, что он собирался меня вычеркнуть.
— Не торопись с выводами, Оля. Там может быть все что угодно, начиная от глобальных изменений до незначительных поправок. Второе более вероятно, учитывая, что документ составлялся в аэропорту.
— Из-за этого их рейс задержался, — догадалась она.
Лифт остановился на последнем этаже. По ее бледному лицу и дрожащим губам Петр понял, что она совсем не готова к собранию.
— Игорь еще не подошел, — сказал он и, указав на переговорную, предложил: — Пойдем, посидим минутку.
Минуткой дело не ограничится, вяло подумала Ольга, опускаясь в кресло. Петр пошел предупредить Якушева, что Ольга уже здесь. Все теперь ждали Игоря. Минутка или несколько, она в любом случае была рада, что у нее есть время прийти в себя.
Она почти наверняка знала, что собирается сообщить им адвокат, но не перспектива лишения наследства заставляла ее сердце бешено биться. За прошедший месяц случилось слишком много перемен. Она оставила любимую работу у Востровых, потеряла дружбу и уважение Андрея. Она, возможно, не увидит, как вырастит ее крестник.
Еще она узнала, как именно Уваров стал тем, кто он есть, поняла, насколько важна для него семья, осознала, что любит его. И не переставала любить все десять лет, что они провели в разлуке.
Дверь приоткрылась, и вошел Петр. Он поставил стул рядом с ней и присел так, что их колени соприкоснулись. Он взял ее за руку и держал до тех пор, пока она не перестала дрожать.
— Если я больше не являюсь совладельцем «Дикого аметиста», — смогла наконец вымолвить она, — весь прошедший месяц был потрачен впустую.
Он молча смотрел на нее, прежде чем ответить.
— Даже если предположить, что в новом завещании нет твоего имени, это ничего не меняет. Ты останешься в компании.
Она выдохнула.
— Как я могу остаться, зная, что мой отец не хотел видеть меня в своей компании?
— Ты сама хочешь остаться?
— Не все так просто.
— Начнем с завещания. Если твой отец действительно вычеркнул тебя из него, то лишь потому, что вы не ладили. Он не мог смириться, что ты не захотела играть по его правилам и перешла на работу к его прямым конкурентам. Но это не означает, что он не любил тебя и не хотел, чтобы ты вернулась.
— Я не могу понять такой любви.
— Десять лет назад мне тоже казалось, что я предложил тебе все, что мог. Но тогда я не сказал самого главного. Мне не важно, где мы будем жить. В городе или деревне, да хоть на луне — мне все равно, лишь бы ты была со мной.
— А если я тебе не верю? — с жаром воскликнула она. — Я помню выражение твоего лица, когда я сказала, что не могу иметь детей.
— Да, я был в шоке. Ты рассказала мне об операции, о проблемах с зачатием, о таких больших событиях твоей жизни, о которых я ничего не знал. Я был растерян, но волновался о тебе, а не о себе.
Ольга покачала головой.
— Я сегодня видела тебя на улице, когда ты поднимал детскую туфельку. Я видела твое лицо, когда ты держал на руках Варю и играл в мяч со Степой. Ты говоришь, что просто хочешь быть со мной, но я знаю, что этого мало. Я не могу дать тебе то, чего ты достоин. И проблема во мне, а не в тебе. Я хочу, но не могу. Может, это и есть любовь. Она разрывает меня на две части.
— Дети? Да, я хочу много детей, не буду спорить. Но у нас масса возможностей, мы перепробуем все и, если не получится, усыновим ребятишек. Как ты не понимаешь, что ты единственная женщина, которую я хочу видеть своей женой и матерью наших детей. Никто не может дать мне то, что даешь ты.
— Трудности? — не то со смехом, не то со слезами спросила она. — Я десять лет провела вдали от тебя, обманывая саму себя. Я больше не хочу так жить.
— Как тебе удалось так легко об этом сказать?
— Так же легко, как поверить в нашу любовь и в то, что на этот раз ты женишься на мне не по ошибке.
— Не по ошибке? — переспросил он. — Я люблю тебя, Оля. И не важно, что там в завещании, не важно, останешься ли ты в компании или нет. Ничто не изменит мою любовь к тебе. Каково твое решение? Ты выйдешь за меня замуж, будешь любить меня, дашь мне все, о чем я так долго мечтал?