Но подлинное искусство предвосхитило здесь развитие человеческого знания. Передавая в образах процесс совершенствования человека, оно сумело возвыситься над многими ложными представлениями о сущности этого процесса. В силу того, что настоящее искусство показывает жизнь во всей ее сложности, во всей ее широте и глубине, ее движение вперед в борьбе со всеми препятствующими и тормозящими тенденциями,— в его произведениях возникает правдивое и подвижное отражение становления человека.
Итак, высшее совершенство искусства — в умении показать движущие силы истории одновременно как «надземные» (т. е. не могущие быть выведенными из повседневного опыта наших инстинктов) и как имманентные человеку (т. е. вытекающие из его внутреннего существа, из его деятельности во внешнем мире, из его работы над самим собой), как силы, собственно делающие его человеком как таковым. В то время как высокое искусство делает таинственное познаваемым, в то время как оно придает скрытым законам жизни неожиданную осязаемость и конкретность, - оно создает атмосферу той неподражаемой бодрости, которой мы восхищаемся и которую любим в эпосе Гомера.
Искусство — и в первую очередь на его заре Гомер,— воссоздает важнейший жизненный процесс человека — его становление самим собой. Тем самым оно выражает непоколебимую веру человека в неотвратимость этого процесса поступательного гуманистического развития. Эта вера не противостоит как абстрактное чувство чуждому и бездушному внешнему миру, она выступает как принцип построения многостороннего и законченного мира образов; она освещает темнейшие глубины человеческих страстей. Утверждая веру в прогресс, искусство уничтожает все уродливое, низменное, животное,- но не путем голого, отвлеченного отрицания; посредством внутренней диалектики событий оно показывает, что стремление к самостановлению, самоутверждению человека, несмотря на все препятствия, непреодолимо. И так как эта вера большого искусства является его ведущим, формирующим принципом, она в процессе творчества вырастает в высшую реальность, в фактическое осуществление.
Такая вера — в той или иной ее форме — лежит в основе каждого великого произведения. У Гомера она выступает с особенной свежестью и наивностью, с первобытной силой только что созревшего рода, воспринимающего победу света над мраком радостно-самоуверенно, почти как полудетскую игру, как юношескую тренировку в овладении оружием; поэтому формы ее проявления чисты, легко обозримы и, при всем их неисчерпаемом богатстве, — прозрачны, просты. Поэтому воздействие гомеровского эпоса на людей— даже когда он описывает мрачные события — легко, бодро, окрыляюще.
Недосягаемая красота великого эпоса ваших предков делает невозможным простое подражание ему. Никакое исследование формы Гомера не может приблизить людей другой эпохи к этому бодрому и непосредственному совершенству. И все-таки в ходе развития человечества у гомеровского эпоса были достойные последователи. Но они основывались на совершенно других как внешних, формальных, так и внутренних моментах; родственность их Гомеру заключается лишь в основных человеческих принципах завершенности формы, в идейном и художественном обращении к действительным принципам становления человеческой личности, гуманизации человечества.
Становление человека ли на одной ступени не являлось закопченным процессом. Человечество проделало много стадий развития; многие животные черты в себе оно преодолело и переключило на человеческие. И все-таки великая борьба высшего и низшего, человека и зверя, всегда велась заново почти и каждом индивидууме, велась в каждом поколении, в каждом обществе. И подлинное искусство увековечивало каждый данной этап этой борьбы. Искусство всегда актуально в высоком смысле этого слова, ибо как в содержании, так и в форме оно исходит из понятий «сегодня», «здесь», «сейчас», — и, отражая, увековечивает грозящую каждый раз опасность и ее преодоление, отражает действие глубинных сил человечества, и тем самым, сгущая и закрепляя их в образах, обеспечивает долгую жизнь. Таким образом великий писатель — не тот, кто владеет совершенством формы во внешнем техническом смысле, — а тот, кто с наибольшей глубиной анализа вскрывает грозящую людям опасность, кто с наибольшим ясновидением находит спасительные силы, кто с наибольшей гармонической уверенностью познает человеческий характер, указывая каждому человеку на доступный для него путь к участию в борьбе и победе.