Созданная Гете концепция мировой литературы также исходит из ведущих идей этой эпохи. Она основывается на чувстве, на убеждении, что поэзия любого народа, если она только подлинна, — вполне равноценна и равноправна, что настоящая человеческая культура может возникнуть только из взаимного изучения национальных литератур, из взаимопроникновения культур отдельных национальностей, мирного культурного соревнования между равноправными народами. Поэтому мировая литература у Гете охватывает весь мир — от Гомера до Гафиза, Бальзака и Стендаля, от Библии, рассматриваемой как продукт поэтического творчества, до сербских и новогреческих народных песен, до зачатков чешской литературы.
Великие писатели этого времени преодолевают в создаваемых ими образах предрассудки узкого шовинизма, религиозных и расовых предубеждений, воздвигающих враждебные преграды между людьми и народами. Вспомним «Айвенго» Вальтер Скотта. В нем идет речь не только о разрушении границ, отделяющих в Англии норманов от саксонцев. Самая интересная и выдающаяся фигура романа — еврейка Ревекка. В темном мире средневековых предрассудков, она, со своим скромным и стойким гуманизмом — не отступая даже перед угрозой сожжения на костре – вырастает в предвестницу новой эпохи подлинного равноправия людей и наций.
Такова была «великолепная заря». Но наступивший после нее день был полон труда и борьбы. Французская революция была осуществлением вековых стремлений лучших представителей человечества, но она в действительной истории классового общества выглядела иначе, чем в мечтах. Непосредственно идеологически подготовившие ее просветители ожидали, что она будет осуществленным царством разума. Но выяснилось, что «это царство разума было не чем иным, как идеал идеализированным царством буржуазии»[1] (Энгельс).
Уничтожение феодальных перегородок, феодального неравенства, установление буржуазно-демократического равенства прав и обязанностей, равенства и равноправия людей в государстве перед законом,— неизбежно обнаружили сохранившееся неравенство людей в экономическом и социальном отношении. Освобожденные великой революцией производительные силы возвели это неравенство на более высокий уровень, сделали его более неприкрытым, более резким, чем оно было при предшествовавшем общественном укладе.
Этим объясняется разочарование, охватившее, лучших и благороднейших людей мира. Реакция смогла использовать это разочарование для своей временной победы и своего временного господства, Но это разочарование послужило источником и для важнейших прогрессивных тенденций в науке, политике и искусстве XIX века. Это разочарование явилось практическим и теоретическим исходным пунктом для систем великих утопистов — Сен-Симона, Фурье и Оуэна. Это разочарование, борьба с ним, попытка его преодоления являются центральной проблемой великой литературы XIX века. Из этих проблем исходит творчество Бальзака, так же, как и Диккенса. А полстолетия спустя мы находим в центре всего творчества Толстого острую постановку вопроса: можно ли в экономических, политических и культурных условиях, созданных в основном французской революцией, и ее последствиями, — то есть в условиях развитого капитализма — осуществить действительное равенство, действительное равноправие людей? Фактическое неравенство, обострившееся в результате развития освобожденных буржуазной революцией производительных сил, молодой Дизраэли определил с большой точностью, говоря, что английский народ, в сущности, состоит из двух наций: богатых и бедных. И Анатоль Франс, еще задолго до того как он стал социалистом, выразил свое разочарование и недовольство в горьком афоризме, сказав, что закон современного общества одинаково величественно запрещает богатым и бедным спать под мостом.