Когда в Гренаде узнали о взятии Маклина, народ был поражен ужасом. «Правый глаз Гренады потух», — говорили они на своем образном языке, — «Щит Гренады разбит! Кто теперь защитит нас от чужеземного вторжения?»
— Мы сражались до последней возможности, — говорили пришедшие из взятых крепостей военачальники, — сражались до тех пор, пока не рухнули стены наших крепостей. Христиане взорвали на воздух наши высокие башни, наши бастионы… Мы были бессильны против таких новоизобретенных способов разрушения!
Несмотря на эти справедливые заявления побежденных, народ встретил поруганием военачальников сдавшихся крепостей; но вскоре это народное волнение должно было уступить место опасениям: Испанцы подходили к Гренаде.
Начальники сдавшихся крепостей, два родные брата, приступили к Эль-Сагалу.
— Мы защищали наши крепости как могли, как умели, — говорили они, — защищали до той минуты, когда стены их были разрушены и придавили собою большую часть нашего войска. В награду мы в Гренаде вынесли поругание и презрение. Король! Дай же нам теперь возможность показать наше мужество не за стенами города, которые разрушает враг какими-то машинами, а в поле! Позволь нам собрать войско и выступить из Гренады навстречу врагу, и да будет стыд и посрамление тому из нас, который окажется малодушным!
Эль-Сагал согласился и половину войска выслал против Испанцев, а сам остался с другою половиной в Гренаде, наготове, в случае успеха, поддержать своих и докончить поражение испанского войска.
Армия Фердинанда находилась за два льё от Гренады и переходила через мост в узком ущелье, когда Мавры с ожесточением бросились на нее. Два маврских рыцаря, одетые и вооруженные одинаково, отличались отчаянною отвагой; они бросились в самую жаркую сечу и резали врагов направо и налево, не помышляя об опасности; то были два брата, начальники сдавшихся крепостей. Граф Кобра и брат его дон Мартин Кордуанский выступили против них, но были мгновенно окружены маврскими войсками. К ним на помощь поспешил молодой рыцарь Хуан Арагонский, племянник короля; его блестящее и дорогое оружие, роскошная сбруя его чистокровного коня привлекали внимание Мавров. Он был атакован со всех сторон, и хотя бился с неописанным мужеством — не мог, однако, долго устоять против сильного врага. Король, увидев его и графа Кобру в опасности потерять жизнь в этой ожесточенной битве, послал на помощь свежий отряд, со своим королевским знаменем, за которым с неудержимым натиском бросилась часть испанского войска. Мавры не устояли и, не взирая на просьбы, приказания и угрозы своих военачальников, стали отступать. У входа на мост, который защищали храбрейшие маврские рыцари, закипела вновь отчаянная борьба. Река запружена была трупами. Маврские рыцари почти все пали в бою этом, а остатки армии бежали в Гренаду. Там раздался плач и вопли; оба маврские рыцари-братья были убиты. В Гренаде в воспоминание их мужества поставлен был памятник с краткою надписью:
«Здесь покоятся два брата»
Опустошив окрестности Гренады, вынудив Эль-Сагала запереться в ней, король возвратился в Кордову, соединившись с королевой остававшейся в Маклине.
Лишь только последние солдаты армии испанской отступили от Гренады, как Эль-Сагал решился покончить с Боабдилем. Он послал к нему послов с предложением помириться ради общего спасения, обещал отказаться от титула короля и признать себя его подданным, но тайно приказал послам своим убить Боабдиля или отравить его в продолжение совещаний. Боабдиль узнал об этом и не принял послов. Несчастный, нерешительный Боабдиль не знал, на что решиться — идти ли войной против дяди, или довериться опять Фердинанду. В эту критическую минуту он получил от своей матери Аихи Львиное Сердце следующее письмо: