Когда Фердинанду передали его посланные ответ Амета эль-Сегри, он вознегодовал и приказал возобновить бомбардирование. В тот же самый вечер король и королева посетили маркиза Кадикского, палатка которого из французского сукна, парчи и золотого позумента возвышалась на холме против башен Гибральфаро. Он угостил короля и королеву роскошным ужином, с обычными в таких случаях церемониями и с музыкой, игравшею во время стола. Когда ужин окончился, маркиз вывел своих высоких посетителей из палатки и приказал дать залп из пушек, чтобы королева и сопровождавшие ее дамы могли увидеть разрушительное их действие. При грохоте пушек, от которых дрожали утесы, обрушивались стены и камни скатывались сверху вниз с оглушительным треском. Но вдруг лицо маркиза исказилось и щеки его покрылись густым румянцем, кровь ударила ему в голову. На одной из башен внезапно появилось его собственное знамя, окруженное солдатами, одетыми в латы и шлемы испанских рыцарей. То было знамя, латы и шлемы, взятые маврами в страшном побоище, в горах Малаги, откуда маркиз Кадикский спасся сам с великим трудом и где погиб любимый брат его и множество рыцарей. При таком жестоком оскорблении благородные Испанцы, находившиеся в свите королевы, не скрывали своего желания отмстить Маврам, но маркиз Кадикский молчал упорно, ибо не словами, а на деле решился наказать Мавров за их дерзкую насмешку. На другой же день все его батареи, направленные метко, принялись громить башни Малаги. Весь день утес Гибральфаро стоял обвитый клубами порохового дыма; всю ночь огонь, как молния, блестел над ним. В продолжение нескольких дней высокая башня, над которою в знак издевания появилось знамя маркиза Кадикского, была разрушена до основания, и широкий пролом образовался в стенах крепости. В него бросились рыцари, и опять закипело сражение, не принесшее результатов. Однажды вечером Мавры вышли из города, застигли врасплох испанские аванпосты и убили множество солдат. Другие обратились в бегство. Маркиз Кадикский находился в своей палатке; заслышав сражение, он вышел из нее и, увидев бегущих солдат своих, закричал громовым голосом:
— Солдаты, стой! Стой, говорю я! Я здесь, я, Панс Леон! Назад! На врагов!
Беглецы, при звуке этого столь знакомого им и дорогого голоса, остановились и бросились на Мавров. К ним подоспели испанские отряды, и сражение завязалось. На склоне гор, на утесах, на уступах пропастей закипела кровопролитная битва. Брат и шурин маркиза были тяжело ранены, многие рыцари убиты, и Мавры едва не взяли другое знамя маркиза, которое он сам отбил с опасностию жизни. Кровь текла ручьями с утесов в долину, окрашивая в пурпуровую краску и камни, и склоны гор, упитывая собою землю; после невероятных усилий и чудес храбрости Мавры, увидя своего военачальника тяжело раненого, принуждены были отступить. Испанцы не могли, однако, прорваться за ними в крепость, и этот кровопролитный бой не принес ни той ни другой стороне никаких результатов.
Амет эль-Сегри с необычайною энергией продолжал защищать город; он приказал заложить проломы, вырыть рвы и укрепить их; его подвижные батареи были наготове явиться туда, где они были необходимее. Он объявил, что предаст смертной казни всякого, кто произнесет одно слово о сдаче города. Жители Малаги била поражены ужасом, хотя и желали сдачи, но молчали, еще больше страшась эль-Сегри, чем врагов. Амет эль-Сегри производил частые вылазки, и его войска выказывали мужество, стойкость и изумительную воинскую доблесть, когда против них явился другой враг, враг непобедимый — голод. Амет эль-Сегри забрал оставшееся в городе зерно и хлеб и приказал раздавать его порциями тем, кто оборонял город. Несчастные жители, привыкшие к роскоши, лишенные последних припасов, должны были есть лошадиное мясо, от которого занемогали и умирали. Али-Дордус, богатый купец, о котором мы упоминали прежде, согласился с жителями и втайне решился послать верного человека к королю Фердинанду с предложением впустить Испанцев в ту част города, которую им поручено защищать, лишь бы их жизнь и собственность остались неприкосновенными. Предложение это было принято, но когда посланный возвращался в Малагу, его схватили гомеры; он вырвался от них, был смертельно ранен и, добежав до испанского лагеря, умер. Таким образом между жителями Малаги и Испанцами ничего не было условлено, и Али-Дордус и его соумышленники благодарили Бога, что их посланный спасся, — иначе и они заплатили бы жизнию за свое намерение сдать город.