Любопытный эпизод, характерный для времени, о котором история вряд ли даст полное представление.
После этого рассказа артиллерист в ответ на мои вопросы снова перешел к своим грандиозным планам. Он страшно увлекался и так красноречиво говорил о возможности захватить хотя бы один боевой треножник, что я снова готов был ему поверить. Но все-таки я уже понимал, с кем имею дело, и догадался, почему он считает всего важнее «ни в коем случае не торопиться». Я заметил также, что теперь он уже не говорит о том, что лично захватит треножник и будет сражаться.
Потом мы снова вернулись в угольный погреб. Никто из нас не подумал снова приняться за работу, и когда артиллерист предложил закусить, я охотно согласился. Он вдруг стал чрезвычайно щедр; после того как мы насытились, он куда-то ушел и вернулся с несколькими превосходными сигарами. Мы закурили, и оптимизм его еще более увеличился. Он уже готов был считать встречу со мной важным событием.
— В погребе есть шампанское, — сказал он.
— Нам бы лучше налечь на красное бургонское из Темзы, — ответил я.
— Нет, — сказал он, — сегодня я угощаю. Шампанского! Нам предстоит нелегкая задача. Необходимо отдохнуть и собраться с силами, пока можно, Взгляните-ка на эти мозоли!
После еды, вдруг вспомнив, что сегодня праздник, он предложил сыграть в карты. Он научил меня игре в джокер. Мы поделили между собой Лондон, — причем мне досталась северная часть, а ему южная, — и стали играть на приходские участки. Любому трезвому человеку это может показаться нелепым и глупым, но тем не менее это сущая правда. И, что всего удивительнее, я чрезвычайно увлекся этой игрой.
Странное существо человек! В то самое время, когда всему роду людскому грозила гибель или ужасающий упадок, мы, ничего не видя впереди, кроме самой страшной смерти, могли с интересом следить за случайными комбинациями кусочков разрисованного картона и с азартом кричали «джокер!» Потом артиллерист выучил меня игре в покер, а я три раза подряд обыграл его в шахматы. Когда стемнело, мы были до того увлечены, что даже рискнули зажечь лампу.
После бесконечного чередования различных игр мы поужинали, и артиллерист допил шампанское. Мы продолжали курить сигары. Это был, однако, уже не тот, полный энергии, восстановитель человеческого рода, которого я встретил утром. Он был по-прежнему настроен оптимистически, но его энтузиазм приобрел теперь более спокойный характер. Помню, он выпил за мое здоровье, (произнеся но этому случаю какую-то путаную речь, в которой много раз повторял одно и то же. Я взял сигару и пошел наверх посмотреть на те светившиеся вдоль Хайгетских холмов зеленые огни, о которых он мне рассказывал.
Вначале я довольно тупо глядел на долину, где лежит Лондон. Северные холмы были окутаны тьмой; около Кенсингтона светилось зарево; порою оранжево-красный язык пламени вырывался кверху и пропадал в темной синеве ночи. Остальные части города казались совершенно черными. Потом я заметил вблизи от нас какой-то странный свет — неяркий фиолетово-пурпурный мерцающий отблеск, вздрагивавший от порывов ночного ветерка. Сначала я не мог понять, что это такое, потом догадался, что это фосфоресцирует красная трава. Во мне опять проснулась угасшая было способность удивляться. Я поглядел на Марс, красный и яркий, сиявший высоко на западе; потом долго и пристально всматривался в темноту у Хемпстеда и Хайгета.
Я долгое время оставался на крыше, размышляя об этом необычайном дне. Я припомнил все свои поступки и мысли, начиная с бессонницы прошлой ночи и кончая этой глупой игрой в карты. Настроение мое резко изменилось. Помню, как почти презрительным движением я отбросил сигару. Я не только понял свое безумие, но оно даже представилось мне в преувеличенном виде. Мне казалось, что я изменил своей жене, изменил человечеству. Я горько раскаивался. Я решил покинуть этого чудаковатого, необузданного мечтателя, предоставив ему заниматься пьянством и обжорством, и пойти в Лондон. Мне казалось, что там я скорее всего узнаю, что делают марсиане и мои собратья — люди. Я все еще находился на крыше, когда поднялась луна.
VIII
Мертвый Лондон
Расставшись с артиллеристом, я спустился с холма и пошел по Хай-стриту, через мост, к Ламбету. Красная трава продолжала бурно разрастаться и почти скрыла дорогу через мост, но ее побеги уже покрывались беловатым налетом — губительная болезнь быстро распространялась.