Пришел день, когда дядя собрал всю бригаду и сказал: «Ночью по этой дороге проедут русские военные на двух-трех машинах; думаю, без охраны. Я вам раздам оружие, и мы заляжем в кустах. Никому не высовываться! Только обстрел и гранаты! Лежать, не шелохнувшись. Если я скомандую «отход», то короткими перебежками в лес, а затем — по домам. Ясно?»
Все было ясно, но неожиданно и неприятно. А. подумал о матери и сестрах. Никакого желания стрелять в неизвестных русских солдат у него не было. Вряд ли эти солдаты, такие же молодые, как и он, кого-то убивали. Да и мать учила его быть милосердным. «Никогда не оскорбляй человека, не нападай на него, если он ничего плохого тебе не сделал».
С другой стороны, верно говорит дядя, что нами стали командовать оккупанты. Президент республики назначен Москвой, все начальство — русские, а если и есть местные, то это их пособники. Почему мы должны жить по указке неверных, которые не только в Аллаха, но даже и в своего бога не верят? И А. решился: он пойдет. Может, убивать никого и не станет, но предавать бригаду — недостойно.
События развивались быстро. Просидев до ночи, ребята услышали шум машин и в слабом свете луны увидели бронетранспортер и два легковых автомобиля, медленно едущих по дороге. «В бронетранспортер — каждый по гранате», — тихо сказал дядя. Раздались взрывы. Машина остановилась, из нее открыли огонь. Из засады тоже раздались выстрелы — уже по легковушкам. Оттуда — ответный огонь. Вдруг бронетранспортер резко сорвался с места — видимо, он был поврежден незначительно, а за ним помчались и легковые машины, из окон которых велся огонь.
Операция явно сорвалась, жертв среди русских видно не было. «Отходим», — сказал дядя, и ребята стали пробираться к лесу. А., растерявшись и не сделав ни одного выстрела, стал переползать через какую-то корягу и приподнялся. В его спину попала пуля, он потерял сознание. Через сутки он скончался на руках матери и сестер, успев лишь сказать: «Мама, ты была права».
Шатания и колебания в сознании А. вокруг идей исламского национализма, местной солидарности, непримиримости к состоянию зависимости от чуждых ему лиц другой национальности, да и чувство мести за убитых родственников — такой смешанный конгломерат мотивов поведения был в той или иной степени и у его товарищей. Эта полимотивация, как видно, не смогла быть уравновешена и, тем более, преодолена чувствами милосердия, прощения, уважения к людям другой религии и национальности. Все эти гуманные идеи не могли за короткое военное и послевоенное время внедриться в сознание молодежи, перенесшей тяжелейшие испытания. Борьба мотивов окончилась преступлением.
Нельзя не заметить, что более простые по содержанию, но не менее острые чувства переживают и многие другие лица, колеблющиеся между преступлением и отказом от него. При этом действует несколько факторов. Например, существуют так называемые конформные решения, которые принимает не столько сам индивид, сколько группа, в которой он состоит. А ему совестно, неудобно или даже опасно отказаться от участия в общем решении. Так, по данным криминологических исследований, в группах, совершавших разбойные нападения, конформные решения принимались в 41,1% случаев[79].
Характерно, что далеко не все принимаемые решения о совершении преступления, особенно конформные, оценивались самими преступниками как целесообразные. Такие при совершении убийств составили только 44,5%, а разбойных нападений — 45,2%[80]. Альтернативой этим решениям являются так называемые принудительные решения, диктуемые аффектом, местью, ревностью, ненавистью — даже если обстановка для совершения деяния не очень подходящая. И часто для преступника его действия заканчиваются крахом.
Наконец, надо упомянуть и о том, что многие преступники не взвешивают меру надежности своих решений или даже безразличны к этому. Те же исследования показали, что лишь 14,5% убийц обдумывали, насколько надежен их план. Какими критериями руководствовались лица, готовившие разбойное нападение? На первом месте — полезность и выгодность решения (80% изученных лиц), далее — целесообразность (56%), успешность (50,7%), выполнимость (72,6%) и безопасность (30%)[81]. Страх разоблачения повлиял только на 2,7% лиц, планировавших убийство (привел к отказу от преступления), но борьбу мотивов и колебания в этой связи испытывали более 20% преступников[82].