Основной поток вооружения с Запада шел в Польшу, поляки получали броневики, пушки и самолеты, а казаки в основном списанные турецкие винтовки, к которым не было патронов, или списанное ветхое турецкое обмундирование, которое годилось только на тряпки. Но какой толк от мечей, когда уже нет людей? Их не воскресить! Эти поставки оружия в конце гражданской войны были уже как мертвому припарки, война тогда уже была проиграна.
Да и тупо не хотелось порожняком ехать к своим. Так что, везем и готовимся. Пулемет разобрали, сняли щиток и станок и упаковали все части отдельно, в мешки, сшитые из мешковины. Для прочего оружия мы также сшили чехлы, чтобы оно не бросалось в глаза. Денег уже почти не было, даже я чуть было не встрял в большие неприятности с германскими марками, оказавшимися фальшивыми. Пришлось даже резко стрелять, опробуя свой перешитый карман. Ушел успешно, оставив позади парочку бездыханных трупов. Поговаривают, что эти фальшивки печатает какой-то родственник самого Троцкого, чтобы посеять хаос и поднять вал инфляции.
Какие-то бланки я привез с собой со штаба из Румынии, но этого было явно не достаточно. Подловив курьера из жовто-блавкитной комендатуры, мы среди бела дня, с лицами завязанными шарфами, затолкали его в подворотню и, оглушив тяжелой колбаской, из мелочи, упакованной в носок, отобрали портфель с документами. Я заполнил документы на всех нас, как посланцев оргкомитета Учредительного Собрания, направляющихся в Баку.
Учредительное собрание я выбрал как самую нейтральную и авторитетную из всей ныне существующей палитры властей. Оружие по списку вписал, как необходимое для защиты. Печати на часть документов удалось перенести горячим вареным яйцом с бумаг, захваченных у курьера. Выданные в Казачьем Бюро Киева "Белые квитки на свидания со смертью" я сразу после посадки хотел немедленно уничтожить.
Поскольку расписания никакого не существовало, то двое из нас дежурили на вокзале, в ожидании попутного поезда, а двое сидели на узлах, в снятой рядом с вокзалом комнате, в любой момент готовые бежать и грузится. Ненужные вещи мы сменяли на продукты: сало, круги домашних колбас и самогон, в качестве обменного фонда.
Отъезд мы назначили на следующий день 8-го января. Было условленно ехать в казачьих эшелонах, но, если такие все еще не шли бы, то не откладывать свой отъезд, а отправляться первым же пассажирским поездом и уже в пути присоединиться к казакам. Медлить было глупо. Выяснение этих вопросов взял на себя С. Щеглов. Принесенные им сведения дали мало утешительного. О дне отправки казачьих эшелонов ему узнать так и не удалось, в виду чего мы решили ехать пассажирским поездом, идущим на Ростов через Полтаву.
Весь день 8 января прошел в ликвидации ненужных вещей, в заготовке поддельных документов, и, наконец, в подборе маскировочного одеяния, соответствующего новым документам.
Маскарад наиболее удался поручику Щеглову и есаулу Терентьеву, менее капитану и прапорщику и только я остался, как и раньше в полубуржуйской одежде, как и подобало представителю губернской управы по закупке керосина. Бороду я уже отпустил и был теперь внешне похож на матерого кулака.
Я без смеха не мог смотреть на Сережу, который в заплатанном солдатском полушубке, издававшем ужасный специфический запах, в рваных сапогах, ухарски заломленной фуражке с полуоторванным козырьком -- производил отталкивающее впечатление, напоминая собою типичного заправского, распущенного солдата-большевика. В общем, наша группа отважных подпольщиков была готова к действиям.
Получили известия, что нужный поезд сегодня будет отправляться. Около 9 часов вечера мы были на вокзале. Тут никто ничего не знает. За большую взятку один носильщик согласился указать нам, отчего-то стоявший примерно в километре от станции, необходимый нам состав, который в 11часов 30 минут вечера должен быть отправлен на Полтаву. Впрочем, время отправки поездов постоянно менялось, о чем никто не озаботился сообщать. Нашему разочарованию не было границ, когда, еле добравшись, груженные как ишаки до поезда, почти за три часа до его отхода, мы нашли его уже битком набитым, чрезвычайно пестрой и разнообразной публикой.
От пыхтящего паровоза пахло дымом, копотью и маслом. Позади паровоза находился тендер, нагруженный углем, а за ним — пять пассажирских вагонов, товарный и служебный. После энергичных поисков свободного места, нам кое-как удалось крепкими кулаками отвоевать одно отделение III-гo класса, и кое-как там разместиться. Публика прибывала ежеминутно и в буквальном смысле слова со всех сторон облепила вагоны, размещаясь даже на крыше. И это зимой! В нашем отделении, вместо положенных шести человек, вскоре оказалось набито все четырнадцать. Нас пять, плюс две сестры милосердия, четыре по виду вполне мирных и адекватных солдата, какая-то старушка и двое штатских. Часть разместилась на полу, были заняты все проходы.