Оказалось, будучи доставлен в Новочеркасск, он сидел в тюрьме и ожидал своей участи. Заинтересовавшись его судьбой, я приказал привести его ко мне, и через час он был в штабе. Узнать его было очень трудно, настолько он изменился, осунулся, похудел, голова была забинтована, лицо в ссадинах и синяках. Плача, он поведал мне свои мытарства: задержался в Киеве и неоднократно пытался, но все неудачно, проникнуть на Дон в станицу Богаевскую, где живет его старуха мать и младший брат. В последний раз пробираясь тайно в родную Землю, прячась от большевиков, наткнулся на сторожевой пост. Казаки, приняв его за шпиона, избили до полусмерти и возможно, что и прикончили бы, если бы не подоспел офицер.
Последнему он клялся в своей невиновности и умолял сообщить начальнику штаба войска, который может удостоверить его личность и его непричастность к большевизму. Офицер сначала колебался, но затем доложил своему начальнику и в конце концов история докатилась до Новочеркасска. Никаких прямых доказательств, уличавших его в шпионаже, не было, не было найдено никаких компрометирующих документов.
В душе я сознавал, что стоявший передо мной, на половину больной человек, когда-то оказал мне очень большую услугу, и мой долг отплатить ему тем же. Сведения данные им о матери и брате, проверенные срочно, оказались вполне правдоподобными. Удовлетворительный отзыв о нем дал и станичный атаман. В виду этого, я, приказал дело о нем прекратить, его освободить, отправив домой в станицу в трехмесячный отпуск на лечение, по окончании которого зачислить в один из действующих полков. Что произошло с ним дальше, я не знаю, больше я его никогда не встречал.
Между тем отпущенное мне время утекало, как вода сквозь пальцы. Несмотря на значительный численный перевес красных и их материальное и техническое богатство, несмотря на наличие у противника большого количества железнодорожных линий с выгодными их направлением и на крайнюю бедность таковых в Донской Области — все неоднократные попытки советских войск проникнуть на Дон, — были безуспешны. Натиск большевистских полчищ повсюду разбивался о казачью доблесть и искусство вождей. О себе тут я скромно умолчу.
Донцы не только не пустили к себе красных, но сами вышли за пределы своей земли, с целью помочь своим соседям сбросить советское иго. В Воронежской и части Саратовской губерний донские казаки с успехом справились с этим, и лишь на востоке неиссякаемость резервов красных армий не позволила нам закрепится в городе Царицыне. За этот же период окрепла и возросла Постоянная Донская армия. В ее рядах насчитывалось свыше 25 тыс. бойцов, и они уже теперь были готовы вступить в бой.
Все, баста! А то просто свалюсь как старый конь! Однако меня еще рано отправлять на живодерню. Немедленно остановите самолет, я хочу выйти! И тут я подал в отставку, что вызвало целый хор насмешек. Господа давно уже посмеивались над тем, что я не увлекался ни спиртными напитками, ни женским обществом. Вот теперь им и карты в руки! Все свободны! Красные силы мы уже преимущественно перемололи, и можно было с определенной уверенностью смотреть в будущее. К тому же я воспользовался очередным предательством Деникина, которого так упорно защищал Атаман Краснов.
По ходу дела выяснилось, что напыщенный генерал Деникин, метящий на должность нового Потрясателя Вселенной или же просто крутого перца, мягко говоря, не орел. Не в силах даже справится с разрозненными силами отрядов большевиков Кубани и Ставрополья, Верховный предводитель Добровольцев предпочел договорится с красными об их беспрепятственном уходе из этих мест. К нам. Внезапное появление в тылу донцов целой большой большевистской дивизии Жлобы, ушедшей из района действий Добровольческой армии и пришедшей от Ставрополя к Царицыну — значительно способствовало там местному успеху красных.
Напомню, что лишь под предлогом защиты казачьих рубежей с юга Деникинская кодла получала от нас свое снабжение. Я не мню себя гением, но мне очень не нравится когда из меня делают идиота в квадрате! Вот так, слово за слово, и получил я, как ежик по морде. Вся «прогрессивная общественность» надо мной ржала! Впрочем, этого я и добивался, всячески обостряя скандал. Теперь закончил я прыгать перед гордыми и дутыми начальниками, чудами в погонах, как цирковая собачка на задних лапках и падать брюшком кверху по первой же команде. Обойдутся.
Человек может сражаться, проливать кровь и вписывать свою страницу в историю России, но последнее слово всегда остается за сволочными толстозадыми ублюдками. Ибо не могут крысы парить с орлами. Где я, а где начальство? Тут и без Деникина деятелей, считающих, что они уже созрели для того, чтобы «порулить» Донским краем, и способны сделать это куда лучше, чем я, хватает с избытком. Каждый если не первый, так второй точно, жаждет порулить "новой игрушкой". А сломается, не беда, найдут другую.
Немцы завершили все дела с моей платиной. Кроме того, по моему ходатайству они оставили нам город Таганрог. Так он жадным украинцам и не достался. Мой личный водитель Ефим съездил на автомобиле (с парочкой вернувшихся калмыков) в задонские степи, там выкопал и привез мне мою последнюю 10 килограммовую захоронку. Значит, остается одно — уйти по-английски, не прощаясь. Мой счет в швейцарском банке был полон, Фонд помощи Дону, со счетами в Киевском банке был открыт и уже работал, на его средства покупались оружие и боеприпасы, паспорта на граждан Болгарии (а я теперь был болгарским мещанином Поляковым Иваном), были готовы. Как и на моих людей. А вот с людьми были большими проблемы.
Все были рьяными патриотами, и никто пока не хотел покидать Россию. К тому же, благодаря моему участию обстановка на фронтах была вполне благоприятной и все с оптимизмом смотрели в будущее. Так что я остался почти на бобах. Со мной ехал только капитан Терентьев, и то исключительно в качестве попутчика. Из Швейцарии он рассчитывал перебраться в Марсель, а оттуда через Египет во Владивосток, разыскать свою семью, проживающую в Сибири, о судьбе которой он давно ничего не слышал.
Кроме этого, со мной уезжал горный инженер Савельев с семьей и калмыки. Мудрый старейшина Убаши все же решил подстраховаться. К тому же, он был очень доволен нашим сотрудничеством, принесшим уже калмыкам 0,3 тн золота. так что отряд Джа-Батыра из 20 человек сопровождал меня в качестве охраны. Хотя, признаться, в Европе калмыки мне не были нужны. Не понадобятся. Но я им давно обещал безопасное место в качестве укрытия, так что что-нибудь придумаем. Своих китайцев я, оплатив им пару месяцев вперед, рассчитал, так что они теперь сами по себе.
Скорее всего, они, как подобает мужам народа хань, опять уйдут служить к большевикам. Хотя, может быть, и останутся у нас. Воодушевленный моим примером и "интернациональными отрядами" у красных, хорунжий Хоперский (сам он не смотря на такую звучную фамилию — азиат из калмыков) тоже завел себе отряд из трех десятков китайцев. А на Кубани, у Деникина, создали отряд из персов-гастарбайтеров. Сам Шэн Сю-Чен на мой прямой вопрос:
— Куда пойдешь?
Прищурился еще больше, чем обычно, улыбнулся и сказал:
— Большевиков стреляй!
Дай-то бог! У красных территория побольше, значит и возможности пограбить для моих китайцев намного больше. Кстати, для китайцев весьма характерно то странное обстоятельство, что они никогда не стараются добиваться победы в войне, а дают ей возможность тянуться бесконечно, пока она сама собой не выдохнется.
С остальными людьми, что мне помогали за это время, я так же расплатился из полученных от немцев средств. Я всегда делюсь с подельниками, это, так сказать, мое кредо, а вторая причина тоже весьма банальна — подчиненные весьма неохотно сдают и подсиживают щедрого начальника. Ну как ты сдашь, если сам уже давно соучастник его невинных шалостей. Как-то так.
Так как все мои друзья собирались дальше сражаться с красными, а я с немецким не очень, то я упросил еще двух человек сопровождать меня в Европу. Нанял их на полгода по контракту. Сказал, что потом они смогут вернутся обратно на Дон. Это был учитель немецкого Новочеркасской гимназии Петр Петрович Мещеряков (тот, что помогал мне с описанием процесса получения искусственного золота) в качестве переводчика, и мой личный водитель и силач Ефим Соколов- в качестве личного слуги. Будучи большого роста и обладая колоссальной физической силой, Ефим сильно импонировал рядовым казакам и зачастую был крайне полезен своим на них влиянием. А учитель жизненно необходим, так как в немецком я плаваю, и весь мой немецкий словарный запас спокойно уместится на обороте почтовой марки! Вот и все. Особого желания "ехать в Европы" у них на лицах не светилось, но и на том ладно.