Её красные слегка пухлые губы преобразились в кривую, циничную усмешку, ее рука пренебреженно откинула выбивающийся локон назад, задевая рубиновый магатами, который продолжал сверкать ослепительным блеском и звенеть, как падающие золотые монеты, ее грубый, хриплый голос, отображал всю ее мерзость и противность от вопроса Кенты:
– Говоришь, стоимость жестокости я знаю? Стоимость не имеет никакого значения, главное спрос. Чем больше спрос, тем больше стоимость. Чем больше стоимость, тем больше наслаждения. Жажда наслаждения делает каждого бойца жестоким, не исключая меня и тебя.
Ее отведенный взгляд стрельнул в его напряженное лицо, которое показывало всю его неуверенность и неудобство, связанное с ее словами. Кента понимал о чем она, но не мог ничего произнести, ведь ту боль, которую он ощущал, когда она ломала ему руки – это максимальная боль, которую он испытывал физически. Потому что физическую боль вынести всегда легче, чем душевную. Кента никогда не терял своих близких и не понимал, каково это, да и не хотел это понимать, видя всю ломку перед своими глазами.
Кента натянул нейтральную улыбку и спокойно произнес, давая понять Акане, что он не против неё это точно:
– Жестокость противна, но иногда помогает нам забыть то, что мы пытаемся забыть, как, например, душевную боль.
Акане вздернула правую бровь от услышанного и скептически взглянула на парня, который продолжал избегать ее взгляда. Душевная боль? Да он хоть что-то знает про это? Он, который всегда был в тени и нигде не появлялся, как крыса, всё изподтишка делал, говорит о душевной боли? Ее грудь стала чаще подниматься, сердце стало нестерпимо ныть, дышать тяжело – злость распространяется по венам. Злость не та, чтоб швырять камни в чужое окно, а злость та, от которой хочется взять острый нож всаживать мучительно медленно в него, чтоб сдох. Акане жестко, остро, практически свирепо бросила на него взгляд, отчего он всем телом вздрогнул, ощутив её давление, и тихо, практически рыча произнесла:
– Жаль, что это не работает. Так бы я погрузилась в жестокость.
Кента неловко улыбнулся, понимая, что зря произнес своё мнение по поводу «жестокости» и раскровил ее сердечные раны. Он слегка кивнул на прощание в пустоту, поскольку Акане уже ворвалась в свой кабинет, махнув небреженно на прощание, и пошел дальше в свой кабинет.
"Действительно, только она знает цену жестокости", – мимолетно подумал он, когда повернул голову назад, на то место, где они раньше стояли, и зашел в свой кабинет. Кента никогда не подлизывался к ней и не пытался задобрить, возможно, из-за этого она до сих пор с ним говорит, начиная с того дня, когда он испытал ее пытки и ушел с поста шпиона.
шаг 2
Акане не успела войти в свой кабинет, как железные стулья полетели в ее направлении, отчего она рефлекторно пригнулась, злобно глянув на двух парней, орущих друг на друга и грозящихся друг другу прибить. Она все понимала, что в этом хаосе невозможно учиться, но чтоб сильней его разводить – это было чересчур глупо и тупо. В принципе, тут все к этой категории относятся, за малым исключением. Акане продвинулась к своей последней парте возле окна и хотела уже присесть, как в нее снова полетели стулья, а следом и парень. В таких ситуациях ей хотелось самой всех прибить, чтоб в классе было тихо и спокойно. Стул благополучно улетел в разбитое окно, а тушка отлетела от Акане, которая ловко оттолкнула его ногой от себя. "Дурдом", – подумала она, садясь, наконец-то, на стул и подпирая ладонью лицо, игнорируя угрозы на свой счет. Она знала, что они ничего с ней не сделают, слишком тонка кишка, чтоб поднять на нее руку. Она сморщила нос, фыркнув, как кот, от противного, мерзкого запаха в классе: запаха крови, гнили, грязи и вонючего пота, до тошноты.
Звонок на урок громко прозвенел, отчего ученики без энтузиазма сели за свои места, кроме тех парней, который продолжали разбираться друг другом. Через пару минут вошел учитель, крикнув на непослушных учеников, чтоб сели на место. Бойцы сели, возражать учителям – запрет, который несет жестокое наказание при нарушении. Акане нервно стала стукать длинными, черными ногтя об столешницу, чувствуя внутреннюю тревогу от того, что в классе нет её подруги. Мичика Мураками всегда приходила на урок за десять минут до звонка – никогда не опаздывала. Она была весьма пунктуальна. Мичика постоянно встречала Акане сразу же, когда та входила в класс. Ее парта была на первом ряду посередине: из-за того, что для нее образование было превыше всего. Она была трудоголиком: делала все уроки, участвовала олимпиадах по химии и всегда занимала первые-вторые места. Мичика была тем, кто поднимал образование школы. Акане и Мичика - лучшие подруги. Сестры, не кровные, но родственные души. Они познакомились, когда Акане было четырнадцать лет. В то время она училась еще в начальной школе, и та тоже, их объединял один человек, которого больше нет. Акане переместила свой взгляд в разбитое окно, через которое дул прохладный ветер. Она давно не произносила имя этого человека, в отличие от подруги. Его звали Дайчи Яно. Ее кровный, младший на два года брат. Ее рука, которая нервно отстукивала по столешнице парты, больно дернулась, сжимая пальцы. Благодаря ему, она с ней и познакомилась.