Но в глубине души Джек сознавал, что он вовсе уж ке так добр.
- Я не мог никому сказать «нет» - в этом главная причина моего падения, - вспоминает Джек. - Я мучился, я терзался, я напичкивал себя пилюлями и капсулами, чтобы заснуть, чтобы уйти от всей этой нелепицы, я стал глотать их просто так, без всякого повода - все больше и больше...
Мэри помогала ему - она, как всегда, была его доктором, Джек несколько раз бросал свои капсулы. Он выходил на время из своего химического тумана, и голова его прояснялась.
Зачем же он снова возвращался к этому дурману, если дела у них шли так успешно? Джек искал какого-то оправдания. Он нашел его. Он получал слишком много денег за оказываемую людям помощь. Конечно, он спас жизнь нескольким больным, но ведь это сделали антибиотики, а не сам Фергюсон. В своей большой практике он назначал слишком много лекарств, уколов и пилюль, между тем как нежная любовная забота могла бы дать гораздо лучшие результаты. Он выписывал пилюли и делал уколы, не установив еще точного диагноза болезни. Он тратил слишком много времени на выслушивание женщин, которые совсем не были больны, а пришли только за его улыбкой.
Почему он не мог подыскать что-нибудь получше, чем глюконат кальция, для своих ревматиков, несчастных мучеников, которые, уходя из его кабинета, забывали о своих болях, согретые обаянием его личности? Будь она проклята его личность!
Он хотел по-настоящему помогать людям, а не только выколачивать из них деньги, и все-таки выколачивал слишком много денег. Его терзал обличающий голос совести, и он глушил его барбитуратами...
Почему Джек не мог сказать людям «нет»? Объясняется это не только его благородством, не только его великодушием, подобно актеру,или популярному романисту, или кинозвезде он начинал верить в свою собственную рекламу. Только что сойдя со студенческой скамьи, после одного лишь года интернатуры он ведь не мог быть идеальным сельским врачом. Неужели успех так испортил доктора Фергюсона? Да, надо признать, он таки порядочно сбивал его с толку.
Джек лежал в постели в тяжелом барбитуратовом дурмане. Пациент, приехавший издалека, просил, чтобы доктор его принял. Мэри, взяв телефонную трубку, что-то врала, хотя терпеть этого не могла. Телефон не переставал звонить. «Перебори себя. Не обращай внимания. Пошли его к черту», - подсказывали Джеку его утешители - маленькие желтые капсулы... В июле 1950 года, после десятимесячного шумного успеха в роли сельского врача, Джек Фергюсон был водворен в «буйную» палату Больницы ветеранов в Индианополисе.
За тринадцать месяцев, с июля 1950 по август 1951 года, Джек Фергюсон три раза побывал в больнице из-за барбитуратового психоза и каждый раз слышал, как за ним захлопывается железная дверь; и каждый раз доктору Бернарду Фрэзину и его персоналу требовалось все больше времени, чтобы выветрить из Джека яд желтых капсул: первый раз - четырнадцать дней, потом - тридцать девять, а в третий раз - два месяца и тринадцать дней. И всякий раз требовалось все больше времени, чтобы Джек мог восстановить свою психику и вернуться к врачебной практике. Доктор Фрэзин упрашивал его остаться в больнице, чтобы с помощью психотерапии вырвать его болезнь с корнем. Но Джек всячески уклонялся от этого. Он, мол, сам с нею справится.
Доктор Фрэзин, милый и чуткий человек, советовал Джеку продать свою практику и устроиться «на более спокойную работу». «Да, в какой-нибудь каменный мешек для сумасшедших», - думал Джек. Ни за что. Он должен во что бы то ни стало стать прославленным сельским доктором; он еще им всем покажет.
Мэри гордилась Джеком, который с таким блеском начал свою врачебную деятельность. Если бы только существовало звание «лучший начинающий врач года», высшая медицинская коллегия должна была бы признать его таковым.
И вот однажды ночью его вызвали к больному куда-то далеко в район. Да, да, хорошо, он будет готов через полчаса, промямлил Джек заплетающимся языком. Он кое-как напялил на себя новый костюм, спотыкающейся походкой дошел до своего автомобиля, открыл дверцу и шлепнулся прямо в грязь.
Мэри безуспешно уговаривала его встать, пыталгсь сама его поднять - ничего не получалось; она вынуждена была позвать двух мужчин соседей, чтобы перенести его в дом.
- Мне было ужасно стыдно, - вспоминает Мэри, - но гамлетовские жители проявили столько внимания к нему. Они любили Джека, считали его больным и все ему прощали.
В отплату за добрые чувства граждан Джек стал обвинять их во всех своих несчастьях. Он уже не корил самого себя за неумение сказать «нет». Он не ругал себя за приступы барбитуратовой депрессии, которую он старался прогнать с помощью кофе и кофеина.