Джек Фергюсон внимательно выслушал мои научные возражения.
- Видите ли, как у нас обстояло дело, - сказал он. - В больнице было порядочное число пациентов, которые не показали улучшения после лоботомии. Мы перевели этих больных с неудавшейся лоботомией на лечение серпазилом, который быстро их успокоил, и черт меня дери, если некоторые из них не поправились настолько, что мы смогли отпустить их домой.
Но тут Джек снова попал в беду.
- Образовалась уже довольно большая группа больных, хорошо поправлявшихся на комбинированном лоботомия-серпазиловом лечении, - говорит Джек, - и я почувствовал вдруг, что мы должны сделать что-то большее для этих больных. Мы должны обращаться с ними как-то более по-человечески.
Это, казалось бы незначительное, замечание будет понятно только тем читателям, которые знают, что творится в старомодных домах для умалишенных...
К этому времени под наблюдением Джека, кроме сотен лоботомированных больных, состояли также палаты беспокойных хроников, включая две «буйные» женские палаты с таким тяжелым составом больных, что Джек называл их «отбросами человечества». Эти палаты были построены в форме буквы Т с толстыми железными решетками, которые отгораживали концы этого Т от его центральной части.
- Я чувствовал, что с этими больными тоже надо обращаться по-человечески, - сказал Джек, - поэтому я снял решетки.
И тут словно потолок обрушился на голову Джека Фергюсона.
- Я столкнулся с такой бурной вспышкой человеческой боязливости (вежливая замена слова «страх»), какой никогда не видал, - продолжал Джек. - Надзиратели побежали с жалобой к директору больницы и заявили, что все они уйдут, если меня не отстранят от работы и не поставят решетки на место.
Директор больницы вызвал Джека и предложил ему прежде всего извиниться перед надзирателями, в противном случае...
- Я был уверен в своей правоте. Нужно было во что бы то ни стало улучшить отношение к этим больным, - рассказывал Джек. - Но бросить сейчас эту работу было для меня равносильно смерти. И я смирился...
Но тут вступает в игру Джек-соблазнитель, Джек-Златоуст.
- Да, смирился, - продолжал он. - Я принес извинение каждому надзирателю, но в то же время уговорил каждого из них согласиться со мной в отношении решеток... Давайте сделаем это только так, в виде небольшого опыта...
Удвоив человеческое внимание к несчастным узницам этих страшных палат, они в скором времени могли уже приводить целую палату в обеденный зал к общему столу. Некоторые больные выходили в столовую впервые за много лет. Это было нечто неслыханное. Фергюсон со своими надзирателями противопоставляли себя всей больнице.
- Когда в первый раз наступило время вести больных к обеду, я увидел чудесное зрелище, - вспоминает Джек. - Те самые надзиратели, которые требовали моего увольнения, выстроились на всем пути от палаты до столовой. Тут решался вопрос жизни и смерти идей Фергюсона.
- В обеденном зале наши пациентки вели себя как знатные леди. А девчонки из открытых палат, наоборот, затевали ссоры и драки.
Джек весь сиял, вспоминая этот день.
- Это был первый знак начинавшегося прогресса, - сказал Джек. - Это укрепило мою уверенность в том, что безнадежным психически больным тоже можно помочь. Но как? Я сам выбрался из-за таких же железных дверей. Я знал, что они тоже могут это сделать с такой же помощью, какую получил я.
Но тут стряслась уж настоящая беда. Кончился серпазил - не было никаких средств на покупку серпазила. Из самых тяжелых больных он мог отбирать только единицы для нескольких дозволенных еще лоботомий. Полный крах...
Но Джек не вспомнил о барбитуратах. Он начал высматривать себе новое место, где б он мог работать, мог делать лоботомий, комбинировать их с раувольфией и присоединять к этому лечение нежной, любовной заботой. Он поехал в Траверз-Сити, где находилась окружная психиатрическая больница штата Мичиган, и предложил свои услуги. Без особых трудностей он получил место врача-резидента в больнице Траверз-Сити.