II. Грехопадение прародителей. – После того как мы знаем, как враждебно настроен дьявол против Бога, против всего святого и доброго, неудивительно, что он «позавидовал блаженству человеков» и пожелал «лишить их оного». Для этого он «употребил хитрость; вошел в змия и склонил Еву вкусить запрещенного плода», преступить Заповедь Божию («Начатки», 11).
Искушение прародителей в раю не миф. «Господь сказал иудеям: вы отца вашего диявола есте; он человекоубийца бе искони (Иоан. VIII, 14). Иудеи, которым сие сказано, были не мифические, а действительные существа, следственно, также и отец их дьявол. На что указывают слова: человекоубийца бе искони? Без сомнения, на искушение в раю и падение человеков».
Вот как произошло падение прародителей. «Преобразившись пред Евой в светлого Ангела, в учителя истины», дьявол сначала «вводил ее в сомнение о том, точно ли Слово Божие слышала она от мужа и не по суеверию ли воздерживается от древа познания».
«Ева, ответствуя змию, повторяет заповедь о древе познания, с той особенностью, что прибавляет к ней слово: и не прикасайтесь к нему. Из сего догадываться можно, что мысль о строгости заповеди и страхе смерти начинала уже затмевать в ней чистое чувствование любви и благоговения к Богу-Законодателю.
Вторая речь искусителя заключает в себе сколько слов, столько лжей, но сплетенных так, что богоотступлению они дают вид действования по намерению Божию. Примечая, что страх смерти держит Еву в послушании Богу, он отъемлет прежде всего сию опору: не умрете. Но чтобы не показаться противоречащим Слову Божию, он старается внести свое противоречие в самое Слово Божие и к сему обращает богонареченное имя древа познания добра и зла. Изъясняя сие наименование, он уверяет, что со вкушением от древа познания Бог соединил совершенное ведение добра и зла, подобно как со вкушением от древа жизни совокупил жизнь бессмертную, и обещает в сем ведении новые очи, то есть новую степень ведения и даже божественность». «Две мысли могло возродить такое описание древа познания: или ту, что Бог по зависти возбранил его, дабы не иметь причастников Своего естества, или ту, что Адам превратил истинный смысл Божией Заповеди. Одна другой выгоднее была для искусителя, но в Еве удобнее предполагать можно последнюю». «Греховное расположение в душе Евы началось беспорядочным направлением познавательных сил: возбужденная к любопытству и недоверчивости, жена взирает на запрещенное древо так, как бы видела его в первый раз, – она позабывает взирать на него, как на предмет заповеди Божией, но рассматривает оное в предполагаемом отношении к себе – к своей чувственности, к своему сердцу, своему разумению (Еккл. VII, 30); с уклонением от единства истины Божией в многочисленность собственных помыслов неразлучна (была) множественность собственных желаний, не сосредоточенных в воле Божией, или похоть, которая есть ближайшая вина прельщения и которая, зачав, рождает действительный грех (Иак. 1, 14-15). Ева видит в запрещенном древе не то, что оно есть, но то, чего она желает, по известным видам похоти (1 Иоан. II, 16; Быт. III, 6). Первый грех рождается в чувственности – стремлением к роскоши, в сердце – желанием наслаждаться без рассуждения, в разуме – мечтанием кичливого многоведения и, следственно, проницает все силы естества человеческого». За влечением к греху следовало греховное действие: жена взяла плод его (древа познания) и ела, также дала и мужу своему, и он ел (Быт. III, 6). Так произошло событие, изменившее последующую судьбу человека и отношение Бога к нему.
III. Тяжесть первого греха. – Кто же виновник происшедшего греха, на кого должны обрушиться последствия его? Во всяком случае, происхождение греха кроется не в воле Божией – святой и благой. Благость Божия ничего не желала для человека и ничего не сделала для него, кроме добра. По благости Божией, «первый человек, получив при сотворении высокие способности и могущественные силы, быв поставлен владыкой рая и земли, пользовался обширнейшей свободой, какую может иметь сотворенное существо». Если «сей свободе поставлен был предел – древо познания добра и зла», «если Адаму не предоставлено было свободы вкусить от плода его и тем дана возможность злоупотребить свободой, то это необходимо было для утверждения свободы в добре, для усовершенствования человека». «Бог, по благости Своей, давший человеку (свободную) волю, естественно расположенную любить Бога», не виновен в том, что «человек употребил во зло сию свободу» (Слова и речи, изд. 1861 г., т. III, с. 253), имея очень много побуждений к исполнению заповеди Божией. Искушение от дьявола не может совершенно оправдать прародителей; оно может только уменьшить степень греховности и виновности их. Несмотря на смягчающее вину обстоятельство, грех прародителей был все-таки весьма тяжек; они оскорбили величие Божие «в крайней степени преступным и мятежным желанием быть яко бози, произвольным отступлением от закона» (Иоан. III, 4) они обнаружили «неверие, непослушание, неблагодарность, гордость против Бога и превратное употребление всех способностей»; «переступивши за предел, положенный заповедью Божиею», человек «уклонил свою душу от Бога, истинного всеобщего средоточия и полноты, образовал для нее ложное средоточие в ее самости, заключил ее во тьме чувственности в грубости вещества», «его ум, воля, деятельность отвратились, уклонились, ниспали от Бога к твари, от небесного к земному, от невидимого к видимому» (Быт. III, 6); «обманутый прельщением искусителя (человек) добровольно приложися скотом несмысленным и уподобися им» (Пс. XLVIII, 13). Вот в чем заключается падение человека.