Ролье бросил блестящую карьеру хирурга и отправился к своей невесте. Там он сызнова начал жизнь в виде сельского врача. Вверх и вниз по горам пробирался он от одной жалкой избушки к другой, детский врач, гинеколог, акушерка. Он был врачом на все руки у этих горцев. Он делал операции в погребах и амбарах, где не приходилось рассчитывать на сверхчистоту современных операционных. Возвращаясь к своим пациентам по сверкающему на солнце снегу, он ждал, что увидит загнившие раны, заражение крови, смерть. Но, к своему удивлению, он почти не находил ни инфекций, ни гноя.
И Ролье возвращался к своей невесте, раздумывая, спрашивая себя, почему, почему... В его мозгу вытянулась в прямую нить рассуждений путаница воспоминаний о загорелых, никогда не болевших товарищах, о спаниеле, который принимал солнечные ванны и сам был своим лучшим врачом, о бедняге с изъеденными туберкулезом костями, которого привел к самоубийству бессильный скальпель замечательного хирурга Кохера.
Дыша прозрачным, пьянящим, как шампанское, воздухом под лучами горного солнца, вливающего бодрость и энергию в тело, шел домой Ролье. Он внезапно понял все. Обычно, если только один человек познает истину, он не решается провозгласить ее. Но вот из-за гор - из Самадена в Энгадине - пришли вести от старого хирурга Бернгарда. Бернгард на основании горького опыта разочаровался в скальпеле и заметил, что его пациенты, невежественные горцы, лечились от всех болезней солнечными ваннами. Они доживали до чудовищно глубокой старости, не прибегая ни к лекарствам, ни к докторам, а только следуя своей пословице: - «Где есть солнце, там не нужен врач». В начале это раздражало только что окончившего медицинский факультет Бернгарда. Но он состарился, и когда эти, словно выдубленные, люди говорили ему, что именно солнце дало им такую долгую жизнь, он уже не с таким задором обвинял их в суеверии. В 1902 году он прочел статьи Финзена (не суеверные, а научные) о том, как этот пионер-датчанин применил свое искусственное солнце в борьбе с волчанкой. И немедленно старый хирург начал пользоваться швейцарским солнцем для заживления ран. В 1904 году о Бернгарде услыхал Ролье.
Его невеста поправилась на горном солнце, стала его женой, и они были очень счастливы. Но вот странная процессия потянулась по дороге из Эгля в Лейзэн, где жил Ролье. Это было печальное шествие искалеченных детей, похожих на маленьких стариков и старух. Многие из них стонали при малейшем движении. Кожа у них была землистая, морщинистая, вялая. Среди них попадались и взрослые. Одни - на костылях, и каждый шаг отдавался сотрясением в теле; другие - с конечностями в гипсовых повязках, столь же мучительных, как и бесполезных. Здесь были настоящие карлики, с большими горбами, с горечью страданья и стыдом уродства в выражении лица. В эти первые дни все они ни на что не надеялись, были унылы и бледны. Впрочем, у некоторых из них на щеках появлялись пятна зловещего румянца лихорадки, а глаза горели страшным пламенем туберкулеза.
От всех этих людей уже отказались хирурги. И большей частью, вопреки советам своих врачей, поднимался к Ролье по крутой тропке этот арьергард человечества, Ролье лечил их солнцем.
Вся суть этого нового, неслыханного в медицине метода Ролье заключалась в том, что он постепенно, почти незаметно, приучал этих несчастных к сильному, опасному свету горного солнца. Первые дни они лежали в комнате с настежь открытыми дверьми. Потом, в кроватях на больших колесах с шинами, Ролье выкатывал их на веранды, обращенные на юг, но тенистые. С их изувеченных конечностей он осторожно снимал бинты и ужасные гипсовые повязки и выставлял их гниющие раны на свежий воздух..., но не на солнце.
Наконец, в какое-нибудь ясное утро они подставляли голые ступни своих ног яркому солнечному свету, но только в течение пяти минут. И так три раза в течение этого утра. На следующий день ступни ног освещались солнцем трижды по десять минут, и в то же время Ролье подставлял солнцу их худые ноги до колен. Так все выше и выше, понемножку Ролье открывал солнцу их тела. Ролье стоял около них, следя мечтательными, но зоркими глазами за малейшими проявлениями «опасной реакции».
Так, постепенно, подвергал он солнечным ваннам обнаженные тела, до тех пор, пока они не становились темнокоричневыми. При этом никогда на коже не появлялось ни пузырей, ни даже красноты солнечного ожога.