- Продолжайте вашу диету, - сказал Майнот, - и не забывайте о печенке.
В 1923 году у него был еще один случай злокачественного малокровия - женщина, в худшем состоянии, чем первый больной. Майнот дал ей точно те же указания. Он знал, что они конченные люди. Что за проклятая болезнь! Она не могла уже обмануть его, но обманывала этих несчастных. Мрачно подшучивает природа над некоторыми людьми. При этой болезни крови ужасно улучшение, предшествующее смерти и обнадеживающее больных. Все меньше будет крови у этой женщины, кровь будет еле течь из пальца, тогда в следующий раз Майнот захочет взять ее, чтобы приготовить препарат. Они погибнут все от голода или паралича, они будут слабеть и слабеть, пока болезнь не сжалится над ними и не освободит их от страха, слабости и усталости, пока не убьет их.
Снова Майнот перестал думать об этих двух больных, занятый своими исследованиями рака в Хэнтингтоне. Рак... Это было так же безнадежно, но все же можно было спасти больного, если захватить болезнь в самом начале.
Но эти двое пришли к нему снова, один за другим. Ого! Чорт возьми! Вот уже у обоих лучше вид...
- Да, доктор, я уже давно так хорошо не чувствовала себя, - сказала больная искренно.
Разумеется, состояние крови у них улучшилось, но не удивительно ли, что они почувствовали себя лучше гораздо раньше, чем у них в крови можно было установить значительное увеличение количества эритроцитов?
Впрочем, им, конечно же, станет снова хуже.
- Не можете ли вы есть печенку каждый день? - спросил их Майнот. - И, пожалуйста, взвешивайте ее. Съедайте в день сто двадцать граммов.
Как жаль, что большинство больных злокачественным малокровием были так разборчивы в еде. Если бы только у них был аппетит, можно было бы придумать для них подходящую диету. Но печенка? Это совсем не лакомство. - «Я сам не люблю печенки» - признавался Майнот.
Дней через десять эти двое опять пришли к Майноту, и прямо к нему на службу. У них появилась какая-то новая, странная твердость в походке, и кончики ушей чуть-чуть порозовели. Даже на лицах, уже столько времени восковых, появился слабый розовый оттенок.
- Удивительно, как возвратился ко мне аппетит, - сказала женщина, - и я могу теперь есть, доктор. Язык совсем уже не болит.
Так это продолжалось весь 1924 год. Майнот, - как он мне потом рассказывал, - не слишком много думал об этом, но все же у него уже очень скоро было десять больных злокачественным малокровием, которым он предписывал съедать столько-то граммов нежирного мяса, столько-то сырых овощей, как можно меньше жирной пищи, и, наконец, по меньшей мере четверть фунта печенки в день.
Это было совершенно нелогично. Он сам не решался еще вполне поверить, но когда некоторые из этих десяти человек говорили, что не любят печенки, он всячески убеждал их есть ее, делал все, что мог, в борьбе с отсутствием аппетита, с привередливостью, с болью изъязвленного языка. Он рылся в поваренных книгах, выискивая способ вкусно приготовлять печенку и писал им подробные иструкции, со свойственной ему обезоруживающей педантичностью. А если они все-таки отказывались, - страшным блеском загорались у него глаза, и, быстрыми движением вскинув голову, он говорил:
- Вы должны есть печенку. - И они ели. «Все же я был довольно равнодушен к печеночной диете»,- рассказывал Майнот.
Поздняя зима 1925 года. Все десять человек еще живы. Одним из них уже следовало быть на том свете, другим - лежать при смерти. У некоторых число эритроцитов в кубическом миллиметре крови должно было уже понизиться до полутора миллионов, в то время как у здоровых людей этот же объем содержит пять миллионов эритроцитов. Но посмотрите на них. Вот они здесь, и у них - два миллиона двести тысяч, три миллиона восемьсот тысяч красных кровяных шариков в каждом кубическом миллиметре.
А у одного, честное слово, больше четырех миллионов, и это уже приближается к нормальным пяти миллионам. И они чувствуют себя гораздо лучше и уже не имеют этого воскового вида, а Майнот, все еще не отдавая себе сознательно отчета в том, что это значит, но может быть, уже поняв подсознательно, - продолжает настаивать на печенке: - Ешьте печенку, не забывайте про печенку, ешьте печенку каждый день.
В этом, пожалуй, и заключается главное различие между Джорджем Майнотом и любым другим врачом на свете. Другой врач сказал бы: «От времени до времени немножко печенки было бы вам полезно».
VIII
И каждый другой врач, - особенно, если бы он был настоящим ученым, -должен был сказать при виде всех этих поправляющихся людей: «Ах, какое странное совпадение! О, какое поразительное совпадение!»