Рассказывая мне об этом впоследствии, Чарли Армстронг пытался оправдываться:
- Если бы вы знали, что это были за подлые твари!
С самого начала - редкое везение - им удалось за нести попугаеву болезнь в этот шумный птичник, устроенный ими в подвале института. Армстронг по спешно съездил в Балтимору и у городского бактериолога, Вильяма Г. Стокса, достал труп околевшего от этой болезни попугая (это было еще до того, как у Стокса начались озноб, головные боли и колотье в груди).
Вместе с останками этого попугая Армстронг привез с собой то, что ему удалось собрать на дне клетки другого больного попугая. И вот, первый же ОПЫТ оказался вполне удачным, и им не пришлось возиться несколько месяцев, как это часто бывает при первом экспериментальном заражении животных.
Армстронг и Шорти волновались. Вот птицы, которые несколько дней тому назад были настоящими зелеными дьяволами. Теперь - Шорти снимал крышки с их клеток, и они сидели смирно, словно задумавшись. Хвосты у них были поджаты, головы опущены. Они не шевелились и хрипло, прерывисто дышали.
Одним из них дали пищу, обрызганную несколькими каплями вещества, собранного Армстронгом в Балтиморе на дне клетки больного попугая. Другим Армстронг впрыснул в грудные мышцы ничтожные количества растертых в кашицу тканей попугая, которого ему дал Стокс. Шорти отлично наловчился вынимать птиц из клеток и держать так, чтобы им не удавалось ни разу клюнуть, Шорти этим очень гордился. Он был действительно необычайным помощником, - никогда не смотрел на часы и всегда, интересовался, зачем ставятся те или иные опыты и что из них получается.
Оба ничего не знали о попугаевой болезни и очень удивлялись, когда первые же впрыскивания ничтожных количеств тканей дохлого попугая вызывали болезнь и смерть птиц. Они сразу увидели, что шутки плохи...
Из литературы они узнали, что уже в 1879 году в Швейцарии заболело несколько владельцев попугаев. Трое из них умерли. В 1902 г. в Париже из 78 заболевших умерло 24. Все больше и больше таких чудаков умирало в 1930 г. в Америке, а газеты еще раздували панику, - «Днем и ночью мы только и думали, что о попугаевой болезни» рассказывал Армстронг. Возможно, что Армстронга вышучивал Эдди Фрэнсис, который всегда смеялся над резиновыми перчатками, уверяя, что у человека в них на каждой руке пять больших пальцев вместо одного, но Армстронг был невозмутим и купил себе и Шорти самые толстые резиновые перчатки.
Поймите, это не были какие-нибудь особые меры предосторожности. В красном кирпичном здании осторожность вообще была не в моде. - Если Человек достаточно осторожен, у него столько времени уходит на соблюдение предосторожностей, что ему совершенно некогда работать, - говорил Армстронг. Но все же они каждое утро мыли пол своей «лаборатории» концентрированным креозолом. Пропитанный креозолом войлок они положили на пороге и таким образом весь подвал (обычно пахнувший смешанным букетом собак-обезьян-коз-кроликов-морских свинок) благоухал «безопасностью» - крепким креозолом.
Все больше птиц из крикливых чудовищ превращалось в грустных философов. Правда, от времени до времени к ним возвращалась их свирепость, и тогда даже самые толстые перчатки не спасали Армстронга и Шорти царапин и ударов клюва. Это, впрочем, их нисколько не тревожило. Конечно, попугаева болезнь - опасная штука, но откуда известно, что она так уж заразительна? Удивительно, правда, как все увеличивалось число смертных случаев, о которых сообщалось в газетах.
В то время Армстронг был уверен, что умирают только чудаки, которые целуются со своими попугаями и даже позволяют им брать пищу из своих губ. Он говорил об этом с усмешкой. И сам, разумеется, не позволил бы шт одному попугаю поцеловать себя,
Постепенно у них выработалась уверенность и точность движений при вскрытии мертвых попугаев. Блестели скальпели, раздавались односложные возгласы, иногда смех. Но они становились очень серьезными, когда впрыскивали здоровым птицам ткани уже околевших, когда осторожно, высунув кончик языка, высеивали кусочки таких тканей на ту или иную питательную среду.