И все-таки Вассерман никогда бы не нашел этой реакции без Борде.
II
Странно думать о Борде, как о рыцаре ордена борьбы со смертью, бьющегося один на один с самой страшной из человеческих болезней. Он был бедняком, сыном бельгийского школьного учителя в Суаньи. - В середине девяностых годов он появился в Париже, в Пастеровском институте, - незначительный, куривший дешевые папиросы и необычайно мечтательный юноша... Пастер в зените славы уже умирал. Вокруг кипели битвы со смертью - эффектные битвы великолепного пастеровского стиля. Молодому валлонцу Борде повезло: он начал возиться с пипетками и пробирками под сенью мечниковской бороды. Стремительность и ярость, с которой этот великий человек набрасывался на каждую тайну природы, должна была испугать и озадачить рассудительного Борде. Опасными экспериментами, особенно опасными в силу восточной стремительности, с которой он их ставил, Мечников тогда показывал, как можно добиться иммунитета к смертоносной азиатской холере.
Мечников сражался не только с холерой, но и с немецким ученым Пфейфером, не признававшим мечниковской теории фагоцитоза. В некотором смысле это была очень плохая школа для такого молодого ученого, каким был тогда Борде: когда Мечников не мог возразить Пфейферу блестящими экспериментами, он уничтожал его эпиграммами. и именно в этой словесной войне должен был принимать участие Борде.
Но вот, вместо того, чтобы укреплять мечниковскую теорию фагоцитоза, - как этого от него ожидали, - он уже через год стал заниматься своей собственной научной проблемой.
Несколькими замечательными, тонко продуманными опытами он приоткрыл тайну того, как наш организм побеждает смертоносных микробов. Оказалось, что эта борьба не имеет ничего общего с мечниковской благожелательной армией белых кровяных шариков - фагоцитов.
Все началось с теоретических исследований, с самой чистой науки, и Борде даже и в голову не приходило, что исход битвы с тогда еще не открытым бледным чудовищем зависел исключительно от него.
Вот сидит Борде над сывороткой крови, взятой уже несколько недель тому назад у одной замечательной козы. Тут же - пробирка с холерными микробами, в количестве достаточном, чтобы в течение двенадцати часов погиб в невероятных мучениях здоровый человек.
Рядом с ним резвится ничем не замечательная морская свинка, идиотски равнодушная к ожидающей ее участи. Коза замечательна тем, что ее кровь обладает странным свойством предохранять от заражения холерой. Морская свинка ничем не замечательна, потому что, как у каждого нормального грызуна, в крови у нее нет никаких средств защиты от холеры.
Враг Мечникова Пфейфер незадолго до того стал режиссером драмы, разыгравшейся внутри иммунной к холере морской свинки: он впрыснул ей большую, смертельную для человека, дозу холерных вибрионов, и эти дьявольские запятые, попав в брюшную полость иммунного грызуна, вместо того, чтобы убить его, внезапно перестали двигаться, свернулись в мелкие шарики и исчезли. Для того, чтобы вызвать это явление, не нужно было вакцинировать морскую свинку; достаточно было впрыснуть ей, незадолго до начала опыта, немного сыворотки крови от иммунной к холере козы. Весь ужас для Мечникова заключался в том, что гибель холерных вибрионов в животе у морской свинки происходила без всякого участия мечниковских любимцев - фагоцитов...
Пфайфер утверждал, что такое истребление вибрионов может происходить только в брюшной полости морской свинки. Было совершенно непонятно, каким образом сыворотка иммунизированной козы помогает уничтожению вибрионов. Мечников так и ринулся на этот опыт, загнал своих ассистентов. Эксперименты удались блестяще. Действительно, если культуру холерных микробов с предохранительной сывороткой смешать в пробирке- ничего не происходит. Но пусть только господин Пфайфер попробует прибавить к этой смеси немного белых кровяных клеток - фагоцитов, и он увидит, как будут разрушены эти смертоносные вибрионы. Вот оно как!