V
В 1911 году возникла новая надежда... На один миг. Появился сальварсан «606»- средство, которое казалось Паулю Эрлиху магическим. И в самом деле, не было сомнения в том, что оно разрушало спирохет на ранних стадиях сифилиса. Но увы! Вскоре выяснилось, что продолжительный сон внутри мозговых кровеносных сосудов закалял этих бледных дьяволов. Весь ужас заключался в том, что, когда спирохеты наконец, в силу все еще таинственных причин, просыпались и шли на последний роковой приступ, - они были совершенно нечувствительны к этому новому лекарству.
Вагнер-Яурег не оставлял туберкулина. Он начал повышать температуру больного и одновременно применять старинное средство - ртуть. Вместо того, чтобы начинать лечение тогда, когда паралитик уже совсем превращался в развалину, он пробовал применять его к больным, находящимся на ранней стадии истощения нервной системы - при появлении первых признаков болезни у здоровых, обладавших железными нервами людей. В 1914 году он сопоставил данные о восьмидесяти шести паралитиках, у которых он вызывал лихорадку в 1907-9 годах. Из них двадцать один были еще живы, а семеро работали. Для человеческой глупости характерно, что в высших психиатрических кругах эти замечательные новости не вызывали ни малейшего волнения, хотя все признавали, что средняя продолжительность жизни прогрессивных паралитиков составляет не больше двух лет.
Единственное замечание, сделанное по этому поводу, сводилось к выражению сомнения в безопасности такой туберкулиновой лихорадки и сопровождалось многозначительным покачиванием головы...
Это привело Вагнер-Яурега в ярость. Он спросил своих высокочтимых коллег, не считают ли они шансы на выздоровление прогрессивных паралитиков, пока они еще не умерли, настолько блестящими, что не всякая попытка излечения может быть оправдана?
Теперь он был уверен, что повышенная температура помогала им. Посмотрите на этого инженера. Он им чрезвычайно гордился. Этот инженер был чрезвычайно образованным человеком. Когда он пришел в клинику, у него с трясущихся губ стекала слюна, он путался в самых простых фразах и был полон нелепых идей о собственном величии - самый подходящий обитатель для сумасшедшего дома.
После стольких-то впрыскиваний туберкулина, вызвавших у него сильнейший жар, к нему постепенно возвратились рассудок и сообразительность. Безумные идеи у него исчезли. Он смог вернуться к своей работе на нефтяных промыслах в Галиции.
Но вот этот инженер, пациент-реклама, снова заболел и умер.
VI
Июньское утро 1917 года. Ассистент входит с докладом к старому профессору Вагнер-Яурегу. Лицо профессора покрыто морщинами, глаза у него еще грустнее обычного. Уже медленнее сыпался песок в песочных часах его жизни, и он знал это, знал, что жизнь его кончается, и что его туберкулиновое лечение-призрак, за которым он тридцать лет гнался напрасно.
- Там у солдата, раненого осколком, малярия, - доложил ассистент старому психиатру. - Дать ему хинин?
Вагнер-Яурег вообще не быстр в решениях. Он думает и в конце концов буркает: «Нет».
Так он решил. Но имеет ли он право на это?
Он знает, что, кроме сравнительно легкой формы малярии, существует очень опасная, часто роковая малярия, с ежедневными припадками. Какая форма у этого раненого солдата? И, в конце концов, Вагнер-Яурег не был специалистом по малярии. Но теперь он шопотом отдавал приказания своим ассистентам. Вот они берут кровь из мочки уха этого раненого - и склоняются над микроскопами.
Что, если начнется эпидемия малярии в Вене, где и без того живется нелегко, - во время войны и начинающегося голода? Что-ж, Вагнер-Яурега будут считать ответственным... - Он отдает еще одно приказание молодим, одетым в белые халаты врачам, и вот они, как это ни странно, рыщут по саду вокруг клиники и делают какие-то магнетические пассы над водоемами и под кустами. Потом они сообщают: малярийные комары в окрестностях отсутствуют, - все в порядке...
Но если, вместо того, чтобы предоставить малярии естественным путем распространяться через укусы комаров, впрыскивать содержащую малярийных плазмодиев кровь от одного человека-другому, и от этого другого третьему, а потом четвертому, -не превратится ли малярия в смертельную, не излечимую хиной болезнь? А тогда, - Вагнер-Яурег знал это, в газетах сейчас же появятся кричащие заголовки: «Убийство во имя науки!» Верно. Он все же принял решение...
За семнадцать лет у него перебывало много отчаявшихся людей. Он был их последней надеждой. Он вызывал у них повышение температуры, впрыскивая им туберкулин, вакцины. Где же они все? Умерли, или же участь их была еще того хуже. И только несколько человек- из многих сотен - поправились и остались здоровыми. Почему?