Он снова поклонился. Какое‑то смутное воспоминание промелькнуло в уме Шастунова.
– Милости просим, виконт, – радушно ответил он, протягивая руку. – Благодарю вас за честь посещения. Поверьте, завтра или, точнее, сегодня я сам счел бы долгом приветствовать вас. Садитесь, виконт, и не обидьте меня отказом разделить со мною мой скромный ужин, вернее, завтрак…
Князь улыбнулся. Виконт поблагодарил.
– Но простите, виконт, – начал князь, – хотя ваше лицо мне очень знакомо, но боюсь сознаться в своей непростительной забывчивости.
– Это очень естественно, – улыбаясь, ответил де Бриссак. – Мы встречались с вами в слишком многолюдном обществе и не были друг другу представлены. В Версале, среди тысячи приглашенных, вы, конечно, не заметили меня. Ведь парижанин в Париже не редкость. Не правда ли, князь? Но русский князь – это уже редкость. Вот почему я запомнил вас. А потом я раза два встречал вас у шевалье Сент – Круа, – медленно, с расстановкой закончил виконт.
При имени шевалье князь вздрогнул; множество воспоминаний и впечатлений об этом загадочном человеке пронеслось в его уме.
– Да, теперь я вспоминаю, – с усилием произнес он.
– Шевалье сохранил о вас лучшие воспоминания, – продолжал виконт. – Он очень интересуется вашей судьбой.
Шастунов овладел собою и, наливая гостю вина, сказал:
– Для путешествия к нам, дорогой виконт, вы выбрали неудачное время. Вместо свадьбы вы попали на похороны…
– Да, – ответил виконт, – это действительно грустно. Этот юноша подавал так много надежд. Боюсь, что новый выбор не заменит его.
Шастунов кинул на него удивленный взгляд.
– Как, вы уже знаете? – воскликнул он.
– Что? – ответил виконт. – Что избрана императрицей курляндская вдовствующая герцогиня? Что вы в составе посольства едете к ней в Митаву и везете ей предложение короны под условием ограничения ее власти?.. Да, это мы знаем.
Широко раскрытыми глазами глядел на него Шастунов.
– Но, виконт, – наконец произнес он, – вы говорите удивительные вещи. Я еще сам не знаю о том, что вы сказали. Я через час выступаю с караулом в Мастерскую палату и про посольство в Митаву ничего не знаю. Раз вы знаете, я не стану скрывать, что существует предположение ограничить императорскую власть.
Виконт задумчиво слушал его.
– Не удивляйтесь, дорогой князь; разве у шевалье вы не видели более удивительных вещей? Незримые нити протянулись по всему миру. Идеи бескрылые, но вольные незримыми путями переносятся с места на место, как семена цветов, как их пыль, разносимая ветром.
Он замолчал и, казалось, задумался.
– У вас есть поручение от вашего правительства? – тихо спросил Шастунов, словно боясь обидеть своего гостя.
– У меня нет правительства, – спокойно ответил Бриссак. – Всемирное братство правды и свободы может иметь только одно правительство… там… – и де Бриссак указал вверх. – Итак, дорогой друг, – переменяя тон, заговорил он, – вы едете в Митаву.
Шастунов сделал протестующий жест.
– Пусть будет так, – продолжал Бриссак. – От имени шевалье я должен сказать вам одно. Не старайтесь сегодня увидеть женщину с черными глазами и берегитесь ее.
Арсений Кириллович побледнел. Он знал только одни черные глаза, и они преследовали его во сне и наяву… Глаза Лопухиной.
– Я хотел вас просить об одном, – услышал он голос виконта. – Скажите, где я могу увидеть князя Василия Лукича Долгорукого? У меня есть письмо от почтенного отца Жюбе, притом мы с ним старые знакомые. Вот еще письмо от вашего посланника в Париже его отцу, канцлеру-
Шастунов был очень взволнован, тем не менее он любезно сообщил виконту, что лучше всего ему обратиться к резиденту французского двора Маньяну и вместе с ним поехать завтра в Мастерскую палату, где он найдет и князя Василия Лукича, и графа Головкина.
Виконт поблагодарил и, вставая, добавил:
– Нам еще о многом надо будет переговорить, дорогой князь. А теперь, до свидания. – И он ушел, оставив Арсения Кирилловича взволнованным и потрясенным его загадочными предупреждениями и необъяснимой осведомленностью.
Не успел виконт переступить порог, как Василий принес князю записку.
– Берегитесь черных глаз! – крикнул Бриссак, увидя записку, и с поклоном исчез.
Записка была от Лопухиной. Она звала князя непременно зайти сегодня. Шастунов несколько раз перечел эту записку, потом поцеловал ее и спрятал на груди.
X
Было пора. Князь Шастунов переоделся. Но все время его не покидала смутная тревога, вызванная словами Бриссака… В бытность в Париже Арсений Кириллович познакомился на одном из придворных празднеств с шевалье Сент – Круа. Этот шевалье пользовался странной репутацией. Не то чернокнижника, не то колдуна. Почему‑то шевалье обратил на молодого князя внимание. Князя тоже что‑то странно привлекало в этом кавалере, всегда холодном, сдержанном, казалось, чуждом всем страстям. Они сблизились. Осторожный и сдержанный, Сент – Круа мало – помалу овладел волей молодого князя. Он говорил ему о всемирном братском союзе, цель которого – свобода народов и борьба со всяким произволом и деспотизмом. Он говорил о равенстве людей и сопровождал свои слова странными и зловещими предсказаниями. Часто среди веселых празднеств в Версале он становился мрачен и задумчив.