Сам о себе, — полагая, что этим он напустит страху на тех, с кем общался, а равно и на крестьян в деревне под своей резиденцией, — сэр Арчибальд Торберн утверждал, будто бы происходит из Дербингена. Иногда он посылал своего слугу Филетта к сельскому старосте, требуя, дабы тот немедля явился к нему в замок. Слово «замок» внизу, в деревне, слуга Филетт произносил с великим почтением в голосе.
Староста любил ходить к старику, зная, что там его ждет немалая потеха. Торберн всякий раз угрожал, что велит его вздернуть на дубе, под которым Кромвель однажды писал грозное письмо королеве Елизавете. Затем, показывая старосте обломок своей палки, сэр Арчибальд восклицал:
— Понюхай, староста, чем пахнет эта палка; ее мне пожаловал Карл II. А ну, Филетт, вытяни его этой палкой разок по спине!
И Филетт с серьезным видом ударял старосту Гнаса по спине пресловутой палкой, которую некогда собственноручно вырезал своему господину из корневища можжевельника, что рос на противоположном склоне.
— Премного благодарны, ваша милость, — отвечал староста, — я знаю, что вам угодно. Вам нужны лепешки и сало.
— Филетт! — кричал сэр Арчибальд Торберн, извлекая из ножен старую шпагу с обломанным острием. — Проткнуть эту пуританскую собаку сею знаменитой шпагой, которой мои предки изгнали норманнов из Карнарвонского залива?
— Оставьте его, — торжественно ответствовал слуга Филетт, — оставьте его, ваша милость, ваша шпага вам еще понадобится для других, более важных дел.
Это была правда, поскольку на ней, вместо вертела, над огнем разбитого камина в одной из комнат башни они жарили диких лесных кроликов. Кстати сказать, там же эта шпага и лишилась когда-то своего острия.
— Ладно, раз ты просишь, пусть будет по-твоему, оставлю его в живых, — говорил сэр Арчибальд. — Но в наказание за свою дерзость, ты, Гнас, пуританская собака, ты должен доставить в замок целую свинью, а не только кусок сала. Иначе качаться тебе на суку. Самое лучшее, конечно, было бы, если бы я велел всех вас, деревенских, вздернуть! Чтобы вы помнили, что сэр Арчибальд Торберн происходит из Дербингена! — При словах «из Дербингена» голос старика обычно доходил до рыка.
Староста уходил, а сэр Арчибальд брал волынку, усаживался на большую дубовую лавку, служившую ему постелью, и говорил:
— Пой, Филетт!
Барин растягивал меха, и Филетт пел ужасным голосом:
Там, где Пемброк и Кардинаг, Там драка и разбой. Горят дома и дети плачут, И всюду стон и вой. Он всем кричит: «Спасайся, Спасайтесь все, кто может! С нами орлы из Чейстера, За ними карнаргонцы, И хваты дербингенцы идут за нами тоже! За ними карнаргонцы, И хваты дербингенцы идут за нами тоже!»После они одевались и отправлялись объедать богатых дворян по соседству… эти бедняги, отроду не обидевшие даже мухи, а единственно по мере своих сил опустошавшие обильные запасы в погребах соседей.
В ту пору, после длительного перерыва, в старой доброй Англии опять славно зажили в дворянских поместьях. С 1660 года, когда Карл II восстановил королевство, физиономии англичан изменились. Пуританство исчезло из повседневности. Религиозная нетерпимость потеряла свою остроту, снова пошла веселая жизнь. Меланхолии как не бывало, и подданные короля не могли нахвалиться, что на дорогах стало спокойно.
Сэр Арчибальд Торберн с Филеттом лучше других могли оценить всю прелесть свершившихся перемен.
Погреба были опять полны, яств всюду в изобилии, а Торберна за его лживость любили во всех графствах в округе.
28 декабря 1728 года сэр Арчибальд Торберн пребывал в отличном расположении духа.
Он гостил в Консетте, в замке своего друга Бернарда, и, потягивая из большого кубка старое вино, слушал рассуждения гостей о том, как они отпразднуют проводы старого и встречу Нового года — праздник, которому ныне, тоже после длительного перерыва, вновь сопутствовали пирушки, полные буйного веселья.
Гости порешили, что наступление Нового 1729 года они отправятся праздновать к графу Альстон-Муру.
Настроение было столь веселым, что сэр Арчибальд Торберн напился.
В такие минуты он обычно начинал хвастаться вдвойне. Кто-то обозвал его бабой, после чего в неописуемом негодовании сэр Арчибальд вместе со слугой Филеттом покинул замок, предварительно вызвав всех присутствующих на дуэль.
Домой они ехали в полном молчании. Приехав, сэр Арчибальд приказал Филетту петь, но только один-единственный стих о том, что
…с нами орлы из Чейстера, за ними карнаргонцы И хваты дербингенцы идут за нами тоже.Когда Филетт допел, сэр Арчибальд проговорил:
— Нападем на них… нападем, когда они поедут к графу Альстон-Муру, который за всю свою жизнь никого не сразил!
Добрейший сэр Арчибальд тоже нет.
Утром он сказал Филетту:
— Это мы еще посмотрим, кто из нас баба. Принеси мой старый плащ!
Филетт принес плащ, и сэр Арчибальд приказал ему сделать из воротника две маски.
В ночь с 31 декабря 1728 года на 1 января, которым начинался Новый 1729 год, добрейший сэр Арчибальд Торберн вместе с Филеттом в снегу на опушке леса ждал карету, в которой его друг Бернард должен был проследовать из Консетта в замок Альстон-Мур.
Заслышав топот конских копыт, сэр Арчибальд соскочил с коня и осторожно зарядил пистолет холостым, чтобы, упаси бог, никого не поранить.
— Мы еще посмотрим, кто из нас баба, — сказал он Филетту, — я или они!
Он взобрался в седло, и оба выехали из засады.
Сэру Арчибальду Торберну никогда не везло. Никто ему не верил, что он способен прославиться какой-нибудь лихой проделкой. И вот теперь…
Бедный сэр Арчибальд и его слуга, закрыв лица масками, отважно напали на карету, в которой ехал… нет, не Бернард из Консетта, друг сэра Арчибальда, а королевский камерарий сэр Эдвард Уайт, переправлявший из Перита в Дарлингтон королевскую казну, чтобы спасти ее от шотландцев, вновь надолго затеявших смуту.
Вместе с ним в карете ехало четверо солдат, а за ними вдоль леса галопировал вооруженный эскорт.
Черт знает, где они раздобыли веревку, но все же они сумели ее раздобыть. Королевские солдаты без борьбы связали бедного сэра Арчибальда Торберна и его слугу Филетта и, торжествуя, повезли в Дарлингтон.
Потом, заключив в клетку для преступников, их с месяц возили по Англии, пока не доставили в королевский трибунал в Лондон.
И вот тут-то сэру Арчибальду впервые улыбнулось счастье.
Вместо колесования, его, а с ним вечно заплаканного Филетта и остальных каторжников, отправили на остров Мэн…
И тихими долгими ночами сэр Торберн говаривал Филетту:
— Пой, Филетт!
И Филетт пел:
Там, где Пемброк и Кардинаг, Там драка и разбой. Горят дома и дети плачут, И всюду стон и вой. Он всем кричит: «Спасайся! Спасайтесь все, кто может! С нами орлы из Чейстера, З а ними карнаргонцы, И хваты дербингенцы Идут за нами тоже!»А когда опять наступил Новый год, сэр Арчибальд Торберн, обращаясь к Филетту, торжественным гласом молвил:
— Сегодня исполняется ровно год, как мы совершили нападение на королевскую казну Его Величества!
Бедняга! Он уже вжился в роль самого знаменитого разбойника в Британии.
Филетт же залился горькими слезами, ибо вспомнил нежный вкус сала, которым славятся свиньи в Северной Англии.
Любовь в Междумурье
В архивных записях в Большой Каниже значится, что в 1580 году пришли какие-то люди с реки Муры, ударили по тамошнему гарнизону турецкому, — ибо Большая Канижа была пашалыком самого султана, — одолели его и перебили.