Тезис Латтимора оставался практически в одиночестве до 1970-х годов, когда западные ученые начали отходить от интерпретации, которая подчеркивала западный вызов как основной фактор формирования китайской пограничной политики. Ревизионисты утверждали, что взаимодействие оседлого населения с кочевниками на вековой границе Внутренней Азии создало прецеденты для последующих отношений с западными морскими державами на прибрежной границе Китая. В основе этого процесса лежал взаимовыгодный торг. Его основными чертами были регулирование торговли и установление системы дани. Имперская политика Внутренней Азии также отличалась высокой степенью религиозной терпимости, особенно по отношению к ламаизму, введенному различные административные системы для внешних провинций и продвигали различные проекты переселения, некоторые из которых включали в себя элемент принуждения. Под влиянием исследований Джозефа Флетчера, Томаса Дж. Барбелда и Сечина Джагчида возникла более богатая картина взаимозависимости кочевников и земледельцев на внутренних азиатских рубежах. В этих исследованиях кочевники предстают как более зависимые и, следовательно, более приверженные поддержанию культуры обмена на рубежах, чем императорская власть. Они явно предпочитали торговлю набегам. До тех пор пока кочевники признавали культурное превосходство Китая и статус данника, мир был обеспечен. Но стабильность в степи была делом непростым. Климатические изменения, решение китайцев закрыть или ограничить рынки или нарушение порядка "в сырых и часто хаотичных пограничных зонах" могли привести к войне.
Многолетний опыт также научил правящую элиту Китая важности подготовки к войне. Традиционно их военная политика основывалась на сочетании активной и статичной обороны. Военные кампании, подкрепленные насильственными перемещениями населения, были крайним средством для сохранения контроля над внутреннеазиатскими рубежами. Такая стратегия была дорогостоящей, а из-за проблем с логистикой вторжения в самые отдаленные районы не могли продолжаться долгое время. Более статичной формой обороны было строительство стен. С древнейших времен глинобитные стены служили двойной цели - защищали границы от нападения извне и способствовали централизации и унификации в основных провинциях. Строительство Великой китайской стены в конце XVI века ознаменовало отход династии Мин от политики активной защиты границ от степных кочевников. Этот переход предвещал ее политический упадок. В 1644 году она уже была не в состоянии сдержать вторжение "варваров" маньчжуров. Завоевания стали основой государственного строительства маньчжуров. После покорения основной части Китая династии Мин их экспансия в Монголию и Западный Туркестан стал первым случаем, когда правящая династия в Китае взяла под контроль эти пограничные территории со времен Танга в VII веке. Обращение в христианство не сыграло никакой роли, но кооптация монгольской и ханьской элит была жизненно важна для их успеха. Колонизация оказалась более проблематичной.
Маньчжуры были полны решимости радикально изменить старую модель пограничной политики в отношении степи, чтобы быть уверенными, что люди их происхождения никогда больше не завоюют Китай. Они приняли две стратегии, чтобы прервать цикл вторжений из степи. По крайней мере в течение столетия после завоевания Китая они проводили строгую политику карантина на северо-востоке своей родины против проникновения культурных и экономических влияний из старых центров китайской власти на юге. Их целью было сохранить в неприкосновенности воинские традиции, которые, по их мнению, давали им преимущество перед оседлыми ханьцами. В то же время они создали систему Восьми знамен. Это были смешанные пограничные силы из маньчжуров, монголов и ханьцев для защиты от последующих нападений из степи. Кооптировав военную элиту, Цин облегчили свое правление Китаем, позволив расколоть и ослабить монгольские племена, которые были их главными соперниками за контроль над внутреннеазиатскими границами в первые годы правления новой династии.