— Хоть мне во всем не везет, но есть у меня одно утешение — поглядеть на вас. Жаль только, что недолго, — скоро уж придется мне уехать отсюда.
И развел руками, показывая, что в них нет ничего, ничего не удалось приобрести. Она тоже знаком уговаривала его не терять надежды.
Курцвурст, сидевший в углу и постоянно, если только не спал, приглядывавшийся к своей госпоже, пока она была в обществе мужчин, смотрел на нее и теперь, гримасничал и думал про себя:
— Кто ее знает? Простой человек — нищий воин, — а может быть, он ей нравится больше всех?
Но такие подозрения приходили ему в голову по несколько раз в день.
VII
Главные силы князя Владислава, прозванного Локотком, были в это время сосредоточены под Сандомиром.
В замке, кое-как отстроенном и подновленном после пожара, жил сам князь со своим двором и главными советниками. А в местечке, также вновь отстроенном, а частью еще строящемся, на месте выжженного татарами поселения, в шалашах, палатках и землянках размещалась боевая дружина того, кто называл себя единственным настоящим наследником польской; короны.
В то время даже войска самых знатных королей и владетельных князей не имели того однообразия, порядка и законченности; военной выправки, какое мы видим в наше время, но среди тогдашних войск дружина Локотка отличалась совершенно своеобразным устройством и даже внешним видом. Люди, вооруже-ние, лица и весь походный обиход представляли удивительную смесь и выдавали разнообразие происхождения этого военного сборища.
Отряд Амадая — здесь была только часть его — состоял из одних только венгров и диких куманов. Это была самая неспокойная часть войска, взятая по набору и возмещавшая неплатеж жалованья грабежом деревень, усадеб, имений духовных лиц и монастырей. И языка их никто не понимал, и никакими угрозами нельзя было их остановить. Они никого не боялись, со всеми держались дерзко и гордо, помня, что первыми своими победами князь был обязан им. Эти огромные загорелые чернобородые люди, с сильными голосами и нетерпеливой жаждой ринуться скорее в бой, хотели играть первую роль, хотя здесь оставалась только небольшая часть их — остальных Локоток выслал в епископские земли, в Беч, — понемногу стараясь отделаться от этих беспокойных союзников, вечно надоедавших ему требованиями о выдаче жалованья.
Но не одни только венгры и куманы имели странный и дикий вид. И остальные полки были не лучше их.
Люди, собравшиеся с пограничных с Куявами земель, также отличались и лицами, и одеждой и обнаруживали примесь какого-то чуждого племени. Настоящих рыцарей, происходивших из старой шляхты и уже раньше носивших вооружение, было совсем мало, и те находились только при особе самого князя; в других отрядах среди воинов встречались простые крестьяне, по доброй воле или силой взятые в войско.
Были и такие, которых сначала надо было подталкивать вперед дубинками, а потом они сами полюбили военное дело, заметив, что им многое позволено и что они могут безнаказанно кричать и грозить другим. Новое хорошее вооружение было здесь редкостью, имели его разве только те, что находились в замке, а остальные выходили в чем попало и жили только грабежом во время войны.
И вооружены они были неодинаково: у кого — топор, у кого — железный цеп, еще у некоторых — огромный лук, а у иного — маленький изящной формы, были тут и ножи, и мечи различной длины и самого разнообразного вида. Настоящих стрелков, пускавших тяжелые стрелы из луков художественной работы, было всего несколько десятков. Копья, окрашенные в красную или белую краску, иногда пестро размалеванные, тяжелые и легкие — попадались далеко не у всех. Мечи всех сортов, начиная от старых, тяжелых и неуклюжих из бересты и кожи и кончая кованными с железными концами и вбитыми в них медными гвоздями, — лежали целыми кучами, как груды амуниции, брошенной после боя. Весь лагерь занимал довольно большое пространство и был подразделен на несколько частей, мало чем отличавшихся одна от другой. Здесь почти не было правильных отрядов уже обученного войска, какое имели в прежнее время паны из Налэнчова, Топорова и Шреняв; небольшая горсточка их стояла на страже у замка, где жил Локоток.
Трудно было поддерживать порядок в этом людском муравейнике.
Целыми днями весь лагерь шумел и волновался, а его начальники, обозные старосты и подчиненные им стражники, на обязанности которых лежал присмотр за порядком, то и дело бегали из одного места в другое, разнимая дерущихся и успокаивая их чаще всего с помощью дубинок. Воины готовы были подраться каждую минуту из-за всякого пустяка, потому что война приучила их к безделью и к безответственности, а между тем они хорошо понимали свое значение в войске Локотка.
Несмотря на это, в этой толпе, отдыхавшей теперь после многих битв, царило веселье. Музыканты, торговцы, бродяги обоего пола, нищие, шинкари сидели и бродили между палатками из серого полотна или из войлока, между шалашами и шатрами, сплетенными из веток, между хижинами, сложенными из хвороста, среди оврагов, прикрытых деревом и мхом, костров, огороженных камнями, возов и коней, привязанных к кольям.
Кое-где над палатками и шалашами возвышался длинный шест с хоругвью или знаменем, которое объединяло всех, принадлежавших к определенной группе.
Подчас нелегко было найти свое место в этой неразберихе. Тропинки так извивались и скрещивались, разбегаясь опять во все стороны, что многие подолгу блуждали, прежде чем добраться до своего отряда. И потому здесь перекликались, призывали друг друга и трубили, как в лесу.
У некоторых отрядов применялись для созыва разбредшихся частей доски, подвешенные к кольям; по ним колотили палками и таким образом собирали заблудившихся.
Песни, бренчанье инструментов, взрывы смеха, крики ссорящихся, — все это вместе составляло целый хор разнородных, сливающихся в одно звуков, к которым еще примешивалось ржание коней, лай и вой псов и стоны побитых.
Драки представляли здесь такое обычное явление, а убийства были так часты, что когда несли хоронить труп, мало кто интересовался даже взглянуть на него, не желая отрываться от игры в кости или от кружки пива. Сидевшие у котлов, при виде носилок с телом, не прикрытым даже одеждой, потому что никому не позволялось уносить с собою в гроб одежду, не прекращали даже своего пения.
Среди всего этого беспорядка и убожества кое-где виднелись более нарядные палатки начальников, а в них люди в хорошей одежде; около палаток были воткнуты копья, тут же стояли крепкие повозки, и по всему этому можно было узнать помещиков. Все это были люди храбрые и горячие, они первые откликнулись на зов Локотка, но средств у них не было. А знатнейшие все еще выжидали, и только в последнее время замечалось и среди них брожение в пользу князя.
Не имея возможности за отсутствием личных средств обеспечить своему войску пропитание, Локоток должен был поневоле примириться с обычным в то время способом удовлетворения нужд войска. Каждый день выходил отряд охотников на добычу фуража и брал все, что попадалось под руку, не заботясь о том, кому отобранное принадлежало. Осенью набрасывались на «десятину», на огромные стоги священнослужителей и монастырские амбары.
Кроме того, многие потихоньку отъезжали подальше, куда глаза глядят, и потом возвращались небольшими группами, таща за собой мешки и узелки, убитых птиц и домашних животных.
Этих желанных гостей встречали весело, потому что у них всегда можно было поживиться за небольшую цену.
Торговцы не особенно охотно шли в лагерь, где было мало денег, зато много своеволия. Не один из них был здесь ограблен, и не мог добиться справедливости даже в замке, потому что не мог назвать виновных.
Чем ближе к замку, тем больше попадалось богато одетых воинов; это были отряды шляхтичей, присоединившихся к Локотку и приведших к нему свое войско.