— Куда вы думаете ехать отсюда? — тихо спросил он.
— Трудно мне ответить тебе на этот вопрос, Мечик, — печально сказал Локоток. — Поедем, куда глаза глядят. Я был у Шреняв, кланялся Яксам, просил Топоров, заглянул к Ружицам, и везде меня встретили так же, как и вы. Любим, жалеем, идти не можем! Соловья баснями не кормят. Попробую счастья в другом месте.
— Только бы опять не пришло несчастье. Оборони, Боже! — прервал его Топор. — Около Кракова повсюду шныряют чехи.
— Знаю я это, — отозвался Локоток, — но они бродят небольшими отрядами; если бы мы их встретили, мы бы с ними справились.
Он окинул своих приближенных бодрым взглядом, и те весело кивнули ему головой, как бы говоря: "Э, что там, мы не боимся". Выждав немного, Топор снова заговорил, понизив голос, чтобы не слышали другие:
— Милостивый князь, столько уж лет вы боретесь и ничего не добились. Очевидно, того, чего вы желаете, невозможно достигнуть.
К чему же обольщать себя ложными надеждами?
— Ошибаешься, Мечик! — вскричал Локоток. — Если и десять раз не удастся, надо все-таки надеяться, что на следующий раз будет счастье. Я буду воевать до смерти. Со мною Бог. Ваш законный король должен добиться своих прав. Этот баба Вацлав, что прячется под хоругви во время бури и даже кота боится, неужели он уж так мне страшен?
— Не он сам, а его приближенные и приверженцы! — со вздохом возразил Топор.
Но князь уже не слушал его. Он заметил стоявшего неподалеку Збышка и дружески кивнул ему головой.
— Слушай, старик, согрей-ка мне чего-нибудь теплого, мне пора ехать. Если, даст Бог, буду в замке в Кракове, поблагодарю тебя за гостеприимство. Петухи поют, должно быть, уж второй или третий час ночи, а утро холодное. Живо, согрей мне чего-нибудь! Хорошо, что хоть буря стихла. Нескоро удастся нам теперь попробовать горячей пищи!
— Милостивый государь, — взмолился Топор, — пока еще темно, вы можете безопасно доехать до Балиц. Я вас сам провожу. Отдохните у меня. Вас там никто не будет искать и никто не выдаст.
— Спасибо, — холодно сказал Локоток. — Я уж отдохнул, с меня довольно; дольше отдыхать мне некогда. Пора ехать.
Взглянул на своих.
— Кони не голодны?
Один из людей сделал отрицательный знак головой. На очаге грелось что-то в горшке. Збита и Збышек хлопотали около огня. Маленький пан отряхнул плащ, поправил его и подтянул, уже не обращая внимания на опечаленного Топора.
Тот стоял, пристыженный холодным обращением князя, но не знал, что сказать: уж сказал все, что мог.
А князь, как нарочно, прибавил еще:
— При случае, Мечик, скажешь Босковичу, чтобы он не мучил людей, посылая их в погоню за мной, я живым все равно не дамся. Уж раз чехи предательски поймали меня и заставили дать позорную присягу, но другой раз они этого не дождутся. Я еще и до сих пор не могу переварить того кусочка кожи, на котором оттиснута моя печать. Рад бы кровью замазать это писание, в котором я обещал им быть в Праге. Да, пошел бы я в эту Прагу, да только иначе! — со вздохом вырвалось у него.
В это время ему подали кубок с горячим напитком, и пока он пил, один из его приближенных, в шлеме и рукавицах, подошел к нему и напомнил, что пора ехать. Локоток поправил доспехи, подозвал к себе Збышка и сказал ему:
— Старик, ведь ты хотел дать мне сына? Пусть сядет на коня и едет со мной; не бойся, я ему зла не сделаю.
— И он, и конь его готовы к отъезду, — отвечал Збышек, склоняясь к коленам князя, — возьмите его себе, милостивый государь. Сила у него большая, да и язык неплохой.
Услышав это, князь украдкой взглянул на Топора.
— Ну, — сказал он, смеясь, — хорошо, что хоть один воин нашелся. По нынешним временам — и то слава Богу. Бог не без милости.
А старику сказал:
— Пока я жив, и сын твой не погибнет.
И, проговорив это, быстро пошел к дверям, в то время как Мартик наспех прощался с отцом и матерью, кланяясь им в ноги и испрашивая их благословения. Молодец был искренно рад тому, что нашел себе такую опасную и полную всяких случайностей службу, которая была ему особенно по нраву. Отец говорил ему что-то на ухо, а все остальные домочадцы окружили его, провожая до ворот. С ними шел и Топор, не смея приблизиться к князю.
На дворе едва брезжил рассвет, и легкий предутренний ветерок колебал верхние ветки деревьев.
Небольшой отряд всадников, окружавший Локотка, двинулся в путь под предводительством Мартика, который лучше других знал окрестности, и, выехав на лесную тропинку, скоро исчез из глаз людей, следивших за ним у ворот усадьбы. Холод свободно проникал в дом сквозь открытые двери, которые Збышек забыл прикрыть, и раздувал пламя в очаге. Топор, вернувшись в комнату, в раздумье сел на лавку. А Збышек только теперь, оправившись от первого впечатления всей этой сцены, сообразил, что он сам по милости Топора занимает эту усадьбу и что не мешало бы ему получше принять и угостить его, чтобы он уехал без гнева. Пришло ему в голову, что и на отъезд Мартика он мог взглянуть как на обиду себе, как будто этим поступком хотели показать ему пример преданности. Он уже поглядывал на него с тревогой и обхаживал его то с той, то с другой стороны в надежде, что тот сам заговорит или хоть взглянет на него, но Мечик сидел, как врытый, и долго молча смотрел в огонь. И видно было по его нахмуренному лицу, что сердце его полно горечи.