С одной стороны этого строения возвышалось на крыше что-то похожее на квадратную башенку, но она казалась неоконченной, и ее плотно прикрывали доски и леса.
От главного корпуса, горою возвышавшегося над городом, шли толстые и высокие стены, окружавшие двор. К ним примыкали амбары и клети. Это величавое строение действительно господствовало над городом. Это был дом войта — городского головы Кракова, пользовавшегося в нем высшей властью, собиравшего доходы в сосредоточившего в своих руках управление и суд. Он являлся как бы удельным князем немецко-польского мещанства столицы и имел влияние и в других городах.
Альберт, нынешний краковский войт, или, вернее сказать, истинный хозяин Кракова, принял эту власть по наследству из рук отца и властвовал неограниченно, не имея над собою никого, кроме немецкого права, толкователем которого был он сам. При нем состояли городские советники и лавники, выбор которых вполне зависел от него.
Родом он был немец, как и большинство новых поселенцев, прибывших в столицу, возрождавшуюся после татарского нашествия.
Владетельные князья должны были считаться с его влиянием, так как ему было подчинено городское войско, и, кроме того, он располагал огромным богатством, как городским, так и лично ему принадлежавшим, а по значению своему был равен наместнику в замке. В замке сидел князь или его наместник, а в городе он, городской голова.
Это был богатый и могущественный пан, настолько уверенный в своей силе, что держал себя наравне с царствующими особами и ни перед кем не сгибался.
Войт мог принимать у себя и князей, потому что его дом не уступал по великолепию обстановки княжескому замку. Принадлежа к купеческому сословию и ведя торговлю в самых благоприятных условиях, Альберт мог иметь у себя весь комфорт, какой только был доступен в то время знатным людям. И средства его позволяли это, и самое его звание требовало от него представительства.
Этот царек Кракова имел свой и довольно многочисленный двор, своего канцлера, нотариусов, подкомориев и коморников, множество слуг и собственную охрану.
В тот день, поздно вечером, к боковой калитке дома войта подошел толстый, круглый мужчина, закутанный в плащ, и ударил в нее несколько раз.
Привратник, который помещался в маленькой каморке у самого входа, тотчас же отворил ему, держа в руке огарок свечки. Узнав гостя, он поклонился ему почтительно, но приветливо, как постоянному посетителю дома, и повел его, освещая дорогу, по узенькой каменной лестнице, как бы выдолбленной в толстой стене.
Наверху были вторые двери, в которые тоже надо было постучать; их открыл юноша в костюме пажа, высокий и красивый. Разглядев гостя, он просиял и что-то сказал ему по-немецки. Гость вошел вслед за ним в маленькую комнатку, в которой потолок был подразделен резными балками на квадраты.
Здесь не было никого. Мальчик повел гостя дальше. Спустившись по лестнице вниз и пройдя низкие сени, они очутились у дверей в обширную залу с разукрашенным богатою резьбою потолком.
В камине пылал огонь, и яркое пламя освещало роскошную обстановку комнаты. Посередине ее стоял, видимо, ожидая гостя, мужчина в длинной черной верхней одежде, прикрывавшей нижнюю, более короткую, и перехваченной у пояса цепью. В его суровом лице с насупленными бровями и во всей его фигуре сказывались гордость и привычка повелевать. Это и был наследственный войт Кракова — Альберт. Видно было, что здесь он чувствовал себя властелином; на низкий поклон гостя он отвечал легким кивком головы. Но сквозь высокомерное и гордое выражение лица войта проступало беспокойство, которого он не умел скрыть под миной равнодушия. Может быть, именно в эту минуту он не чувствовал себя таким сильным, каким желал казаться. Но тем более он напускал на себя важности.
Довольно правильные черты его лица были уже сильно изменены возрастом и жизнью. Около глаз скопились морщины и складки кожи, щеки запали около рта, на лбу надулись толстые жилы. Но на этом страшном лице лежала печать большой энергии, и в глазах еще светилось много огня.
Он смотрел так пристально, как будто хотел по самому виду гостя и по выражению его лица узнать, с какими вестями он приходит.
Комната, где они были, служила в одно и то же время спальней войта и его излюбленным приютом. В углу находилась резная кровать с колонками и шелковым балдахином, покрытая мягкой удобной постелью и уже приготовленная на ночь. На столике у изголовья стоял золотистый кувшин и такой же кубок с питьем, Для ночи.