Это было очень редкое животное, животное древних времен, род которого уже вымирал. Инстинктивно тигр почувствовал, что враг сильнее его, лучше вооружен и так же ловок, как и он сам. Помня о своих победах, он всячески противился страху. И все же он колебался.
По мере приближения врага он не отступал, но старался спрятаться от него, сохраняя, однако, боевое положение.
Когда расстояние между ними достаточно сократилось, лев-великан расправил свою могучую грудь и зарычал. Затем, вытянувшись, сделал первый прыжок, прыжок в двадцать пять локтей. Тигр отскочил назад. При втором прыжке он повернулся, чтобы отступить еще дальше, но движение это было лишь подготовкой к нападению; охватившая ярость заставила его вернуться, его желтые глаза позеленели, он принял битву, тем более что он был теперь не один: из зарослей появилась тигрица; она бежала, стремительная, великолепная, на помощь своему самцу.
Лев-великан, в свою очередь, заколебался, он усомнился в своей силе. Быть может, он и отступил бы, оставив тиграм их владения, если бы противник, возбужденный мяуканьем приближающейся тигрицы, не перешел в наступление. Противников разделяло теперь расстояние одного прыжка. Лев легко покрыл это расстояние, но промахнулся. Враг схитрил и повел нападение сбоку. Лев остановился, готовый к обороне. Смешались когти и морды, послышалось щелканье зубов и страшный хрип. Тигр был ниже ростом, поэтому он стремился схватить противника за горло, и это ему почти удалось. Но могучая лапа льва подмяла его под себя, острые когти вонзились в живот, вспарывая внутренности, алая кровь обагрила траву, невероятный рев потряс саванну. В этот момент подоспела тигрица. Колеблясь, она вдыхала запах теплого мяса, мяса своего самца, и призывно мяукала.
Услышав ее голос, тигр встал, волна новой отваги захлестнула его мозг, он хотел броситься на противника, но волочащиеся внутренности помешали ему. И он остался на месте, силы покинули его, и только в глазах еще горела жизнь. Тигрица инстинктом поняла, как мало осталось жизни в том, кто так долго разделял с ней добычу, охранял молодое потомство, защищал их род от многочисленных напастей. Она вспомнила общность их борьбы, радостей, страданий, и смутная нежность поколебала ее крепкие нервы. Но инстинкт самосохранения взял верх: убедившись, что перед ней было животное более сильное, чем тигр, она, бросив прощальный взгляд на своего самца, с глухим стоном убежала в лес. Лев-великан не преследовал ее, он уже испробовал превосходство своих мускулов; теперь он спокойно вдыхал ночной воздух, воздух приключений, любви и добычи. Тигр больше его не беспокоил; он не спешил прикончить его, ибо был осторожен, и даже будучи победителем, боялся ненужных ранений.
Настал час заката; красный, медлительный и коварный свет пронизывал глубину лесов. Дневные животные замолкали. Изредка слышался вой волков, лай собак, смех гиен, вздох хищника, волнующий зов лягушек. Солнце умирало за океаном деревьев. На востоке поднялась огромная луна. Бизон исчез во время борьбы; лев-великан остался в одиночестве. Бесчисленная добыча наполняла заросли и долины, и, тем не менее, ему всегда угрожал голод, присущий ему запах выдавал его больше, чем его шаги, дрожание земли, листвы и трав. Острый и зловещий, этот запах был ощутим всюду, даже на поверхности воды; он был ужасом слабых. Учуяв его, животные мгновенно прятались и убегали. Земля становилась пустынной, добыча исчезала, казалось, будто лев был один в целом мире.
С приближением ночи лев почувствовал голод. Изгнанный из своих владений наводнением, он немало переплыл рек и потоков, бродя по незнакомым местам. И вот новая победа — над тигром. Он расширил ноздри, стремясь уловить в ветерке запах местных обитателей. Но вблизи никого не было. Всего только несколько мелких животных, спрятавшихся в траве, несколько воробьиных гнезд, да две цапли на осокорях, но птицы были начеку, и поймать их было трудно, даже если бы он взобрался на дерево. К тому же после нескольких неудачных падений он теперь взбирался только на деревья с толстыми ветвями.