Да пошло оно все. Теперь еще и в кроличью нору.
Ни хрена не вижу на лестничной площадке, но после того, что я нашел на верхней ступени последней темной лестницы, по которой поднялся, я почти уверен, что ничего хуже увидеть уже нельзя. Когда добираюсь до верхней площадки, вытягиваю руки перед собой и чувствую гладкую поверхность металлической двери.
– Открывай, – говорит Кью позади меня. Нахожу ручку и толкаю дверь.
Когда дверь распахивается, солнце ударяет мне в лицо так сильно, что, черт возьми, почти ослепляет меня. Я прикрываю глаза предплечьем, а Кью хихикает у меня за спиной.
– Иди.
Я выхожу на крышу, и первое, что замечаю, – это птичье кудахтанье, – за миг до того, как что-то огромное пролетает мимо моего лица.
– Да чтоб вас, – я опускаю руку и, прищурившись, смотрю в ту сторону, куда оно полетело – и вижу гребаную летучую курицу, приземляющуюся на крышу пластикового игрового домика, окруженного проволочной сеткой.
По меньшей мере еще шесть толстожопых курочек находятся внутри креативного курятника, и все они таращатся на меня своими беспокойными янтарными глазками.
– Вот это, Стерва, – кивком указывает Кью в сторону шара из перьев, что чуть не снес мне голову. – Мы выпускаем ее днем, потому что… ну, она превращается в адскую тварь, если этого не сделать.
Я с неверием оглядываюсь по сторонам. Кью была права. Это место – что-то безумное. Много рядов синих пластиковых бочек для сбора дождевой воды; десятки емкостей – все, от старых стиральных машин до шин заполнены самыми большими фруктовыми и овощными горшочными растениями, которые я когда-либо видел. А за садовой свалкой находится огромный надувной бассейн, окруженный мебелью из разных гарнитуров для патио.
– Ты все это сделала? – спрашиваю я, стараясь игнорировать ту тварь, наблюдающую за мной.
– Ща-аз, – фыркает Кью, морща нос. – Я же сказала тебе, что я здесь королева. Я ни хрена не делаю. Всё это сделали мои люди, – Кью обводит рукой свои владения, поворачивается и идет по дорожке, отделяющей зону сбора воды от сада.
– Где вы, ребята, взяли всё это барахло? – спрашиваю я, следуя за ней в нескольких футах.
Кью пожимает плечами:
– В Уолмарте.
Я фыркаю от смеха, когда она останавливается рядом с пропановой походной плиткой, у бочек с водой.
– Лизол пробирался туда с болторезом каждые несколько дней, чтобы украсть разное дерьмо из садовой секции. Опи воровал цыплят, инструменты и всякую хрень с фермы где-то неподалеку. Прыщавый спёр этот бассейн у какого-то ребенка прямо с заднего двора.
– Это твои «разведчики»?
– Были. Пока не появились «Бонис». – Что-то отражается на лице Кью, прежде чем она щелкает пальцами по чайнику, стоящему на одноконфорочной плитке.
– Ты должен вскипятить ее, прежде чем пить…
– Я думал, ты сказала, что вода для работников.
– Вот почему я привела тебя сюда, Серфербой, – Кью указывает рукой вдаль. – Видишь ту аптеку, примерно в двух кварталах отсюда? Так вот, «Бонис» уже вломились туда, но я знаю, что там должно остаться хорошее дерьмо. Ты выяснишь это для меня, а я дам тебе столько воды, сколько ты сможешь выпить. Принеси мне тампоны и туалетную бумагу... – кошачьи глаза Кью устремляются на юг, а уголок одной изогнутой брови ползет на север, – и я буду твоим лучшим сраным другом.
Я открываю рот, чтобы сказать ей, что не останусь, но кое-что из сказанного заставляет меня прикусить язык.
Там есть аптека.
Через гребаную улицу.
Я вздыхаю и провожу рукой по лицу.
– Хорошо. Но сначала мне нужна вода.
***
луау* – гавайская вечеринка или праздник
ГЛАВА
IX
Уэс
Два квартала.
Я вешаю пустой рюкзак Рейн на свое здоровое плечо и открываю дверь. Может я и ублюдок, но даже я не могу позволить умереть парню на полу в заброшенном торговом центре, не проверив сначала, нет ли лекарств в аптеке неподалеку.
Боже, лучше, чтобы ты это видел. За это мне полагается много, очень много баллов.
Солнце уже начинает опускаться за сосны, которые сразу за рампой, поэтому я ускоряю шаг, пересекая парковку. Напрягаю слух, пытаясь уловить звуки опасности, но вокруг пугающе тихо. На дороге перед торговым центром стоит несколько машин, но они неподвижны и беззвучны. Вместо урчания двигателей и автомобильных гудков я слышу только звуки птиц и хруст битого стекла под ногами.
Будто в заброшенном городе. А звуки – как в про́клятом заповеднике. И на мгновение мне кажется, что я действительно последний придурок на земле.