Бульдозер папаши Квинта и Ламара превратился в обгоревший кусок металла. Асфальт вокруг него обгорел и почернел. Тягач с прицепом, лежащий на боку выглядит так, как будто Тирекс откусил от него кусок, а вокруг, прижатые к обочинам, стоят не подлежащие ремонту и брошенные машины. Их убрал с центра дороги Квинт, пытаясь расчистить нам путь через завал. Я представляю своего друга лежащим на дороге с осколком стекла, торчащим из шеи. Представляю Ламара, оглушенного и шокированного, и кровь, текущую по глазу из поврежденной брови. Я вспоминаю звук взрыва и то, как покореженный металл и битое стекло сыпались на нас дождем.
И потом я вспоминаю аромат, который ощущала внутри маминого шлема.
Кофе с фундуком.
Её аромат.
Всё расплывается у меня перед глазами, когда воспоминания выстраиваются на границе моего разума, готовые маршировать одно за другим, чтобы уничтожить меня. Первое бросается вперед, и это что-то безумное.
Рождественское утро.
В последнее Рождество перед 23 апреля я спустилась вниз и обнаружила папу спящим рядом с лужей собственной рвоты на полу перед рождественской елкой. Мы с мамой оставили его там, пока открывали подарки. В то утро она сварила свой особо крепкий кофе. Сделала и мне немного. Я не знаю, что еще она добавила, но от этого мне стало тепло и хорошо. Мы легли рядышком под пледом на диване и смотрели «Рождественские каникулы» снова и снова, пока папа не пришел в себя. После этого было уже не так весело.
– Эй, – говорит Уэс, закрывая мое лицо ладонями, как шорами. – Оставайся со мной.
Я моргаю и вырываюсь из своих мыслей; перед глазами вижу его красивое лицо.
– Ты сделала это, – улыбается он и от гордости, которую я вижу в его глазах, у меня появляются слезы. – Ты снаружи, портишь имущество, как маленький преступник.
Уэс указывает большим пальцем в направлении знака. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на указатель, и два теплых ручейка сбегают по моим щекам. Не от страха.
А потому что я так невероятно счастлива быть здесь.
– Я люблю тебя, – шепчу я, переводя взгляд обратно на мужчину, которого, как я вчера еще думала, никогда больше не увижу. – Я так люблю тебя…
Прежде чем успеваю закончить свое признание, Уэс заставляет меня замолчать своим ртом. Обхватив мое лицо руками и закрыв мои уши, крепко целует, отгораживая меня от мира. Он прогоняет воспоминания прочь своим языком, губами, бедрами и запахом. И я снова оказываюсь в своем любимом месте.
Там, где мы с Уэсом наедине.
Автомобильный гудок вторгается в сознание, заставляя меня напрячься в объятиях Уэса. Я не поворачиваюсь, боясь того, что могу увидеть, но Уэс смотрит, и то, что он видит, вызывает у него улыбку, которую я чувствую на своих губах. Он отпускает меня, чтобы махнуть чему-то за моей спиной, и я поддаюсь своему любопытству и оглядываюсь.
– Маленький белый почтовый грузовичок медленно подъезжает к нам, и Эдди, который работает у нас почтальоном с тех пор, как я была еще ребенком, слегка машет нам рукой, прежде чем сделать разворот и направиться обратно по шоссе в сторону Франклин-Спрингс.
– Почта работает? – спрашиваю я в шоке.
– Вроде того, – Уэс посмеивается, поднимая свою майку, чтобы снова прикрыть мне глаза. – Давай. Пошли обратно. Я очень голодный.
– Но Кью не кормит нас сегодня, – напоминаю я ему, когда он завязывает белую хлопковую ткань узлом у меня на затылке, радуясь тому, что мой похититель не собирается заставлять меня идти весь обратный путь без повязки.
– Я же сказал тебе, у меня много еды. – Уэс внезапно прижимается поцелуем к моим губам, и я ахаю, когда его рука проскальзывает у меня между ног. – И голоден я по иному.
На обратном пути я чувствую себя намного лучше. Смелее. Храбрее. Я переплетаю свои пальцы с пальцами Уэса и размахиваю нашими руками назад и вперед, пока мы спускаемся по съезду. Яркое майское солнце согревает макушку, и внезапно у меня возникает желание, чтобы оно коснулось моих щек и плеч. Я жажду этого, как кислорода.
Когда мы оказываемся у подножия рампы, я останавливаю Уэса рядом с сетчатым забором, окружающим торговый центр, и стаскиваю толстовку через голову. Его импровизированная повязка на глазах снимается в процессе, и я замираю оттого, что внезапно ощущаю восхитительное тепло на своей коже, а также из-за того, что в моей голове происходит мысленная война.
– Рейн?
Я думаю, что могу это сделать. Думаю, что могу открыть глаза и со мной всё будет в порядке. Когда Уэс рядом, а солнышко ласкает лицо, у меня такое чувство, что я могла бы взять и взлететь, если бы захотела.