Сейчас это считается тяжким преступлением, а убийство и изнасилование узаконены.
Охренеть.
Как раз перед тем, как первый из обвиняемых произносит свои последние слова, я закрываю уши Рейн руками. Она не смотрит трансляцию – ее взгляд приклеен к нетронутому завтраку с того момента, как включился телевизор, но я знаю, что она слушает.
Рейн поднимает большие голубые глаза, и на мгновение мне кажется, что нас только двое в зале.
Бах!
Звук от падения тела на дно ямы отдается в сердце, но я заставляю себя выдавить улыбку.
Бах!
Я провожу большими пальцами по ее щекам, очень осторожно касаясь правой стороны, где теперь красуется приличный фиолетово-зеленый синяк.
Бах!
Третий заключенный получает пулю между глаз, а меня затягивает в ее глаза. Уголки ее полных розовых губ подергиваются, как будто она хочет улыбнуться в ответ, но вместо этого они опускаются, как и ее взгляд.
Бах!
И я не могу упрекнуть ее. Я, наверное, один такой ублюдок, который может улыбаться, когда людей казнят в прямом эфире.
Бах!
Потому что я единственный ублюдок, который видит ее лицо, пока это происходит.
Квинт, сидящий напротив нас, с отвращением отодвигает свою тарелку и прикрывает рот ладонью, в то время как Ламар тупо пялится на экран, как будто он просто смотрит очередной дешевый фильм ужасов.
Я прижимаю голову Рейн к груди, радуясь тому, что она не сходит с ума и, что она здесь со мной, а не лежит на дне ямы в Плаза-парке. А еще у меня начинает возникать ощущение, что казни – не единственное, на что глазеет народ в ресторане.
Я поднимаю глаза и вижу, что родители Картера, сидящие через несколько столиков от нас, смотрят в нашу сторону. Его сестра в накладных наушниках играет на чьем-то телефоне – без сомнения, это всё для того, чтобы уберечь ее от происходящего на экране. Ее родители выглядят не очень-то счастливыми. У миссис Реншоу хватает южного чувства приличия, чтобы отвернуться, но отец Картера выдерживает мой взгляд, кажется, несколько часов. В его опухших, налитых кровью глазах нет вызова – старый ублюдок едва может ходить; в них только глубокая печаль.
Мне знакомо это чувство. Я уже терял её.
Картер не пришел с ними завтракать, и, честно говоря, я его не виню. Одной мысли о том, чтобы увидеть Рейн с кем-то другим, было достаточно, чтобы я собрал свои вещи и уехал. Мне хочется посочувствовать этому парню, и я бы посочувствовал, если бы он этого заслуживал. Но я знаю таких придурков, как он. Популярный. Привлекательный. Заносчивый. Такие парни, как он, плохо воспринимают отказ. Они закатывают истерики, как дети, когда не получают того, что хотят. И где бы Картер сейчас ни был, я предполагаю, что он обдумывает свой следующий шаг, а не зализывает раны.
Я оглядываю зал, мысленно подсчитывая количество людей, и неприятное чувство проскальзывает внутри.
Все беглецы сидят за столом Кью – пялятся в телефоны, курят травку и целятся друг другу в головы из винтовок, копируя губернатора. Квинт, который теперь ограничивается большим пластырем и парой таблеток аспирина в день, горячо спорит с Ламаром о том, украсть ли им джип и найти местечко в горах или украсть кабриолет и попытаться подыскать пляжный домик, чтобы незаконно заселиться в него. А Реншоу, как обычно, сбились в кучу, все, кроме Картера.
Его одного недостает.
До того момента, пока этот ублюдок не входит в фуд-корт с моей спортивной сумкой.
Картер бросает на меня взляд, полный злорадства, направляясь прямо к столику Кью, и я смеюсь – по-настоящему смеюсь, и качаю головой.
Так предсказуемо.
Хотя Рейн не считает это смешным. Она застывает в моих объятиях, как только видит его.
Я хочу заверить ее, что все будет хорошо. И что бы ни случилось, я не позволю этим примам драматического театра, этим маленьким сучкам причинить ей боль. Но не могу.
Это мир пост-23 апреля.
Как будет развиваться ситуация, предсказать невозможно.
Картер останавливается прямо перед Кью, привлекая внимание всех в фуд-корте. Расстегивает молнию на моей спортивной сумке и вываливает всё на стол. Запасная одежда для Рейн, бутылки с водой, тропическая смесь, консервы с тушеным мясом, сухофрукты, вяленая говядина – всё, что я привез из дома Рейн, плюс все продукты долгосрочного хранения, которые я накопил после вылазок в CVS. Они выпадают из сумки, как бомбы. Банки громко ударяются о стол и скатываются на пол; все задерживают дыхание и ждут, когда Кью сбросит свою собственную бомбу.
Ее улыбочка смещается в одну сторону, пока она любуется трофеями и шоу.