Так или иначе, но Поль принял решение.
Стоял февраль 1878 года. Шаланда собиралась в свое новое путешествие. Поль пошел попрощаться с моряками. Его притворное веселье обмануло стариков Биду. Но, прощаясь с Марьеттой, которую больше не надеялся увидеть, Поль в последнюю минуту расплакался, однако взял себя в руки, вытер глаза и ушел, помахав на прощанье своим друзьям.
Оставшись один, несчастный и безутешный мальчик решил утопиться, но в таком месте, где папа Дени не сможет его спасти.
Сирота долго брел вдоль набережных и, как бы укрепляя себя в принятом решении, громко повторял, что скоро умрет и увидит маму.
Мысль о матери вызвала в его памяти скромную могилку в Банье, и сиротой овладело желание в последний раз опуститься на колени перед прахом дорогой покойницы. Он отправился через весь Париж, забыв о горести, усталости, движимый лишь одним желанием — скорее попасть на кладбище.
Когда он дошел наконец до пригорода, где располагались захоронения, день угасал. Под ногами чавкала весенняя грязь. Поль с трудом ускорил шаг и оказался перед оградой в тот момент, когда сторожа выпроваживали последних посетителей. Один из смотрителей узнал Поля и разрешил ему войти под обещание тут же вернуться.
Папаша Биду подарил сиротке сорок су — Поль давно уже мечтал о скакалке. На эти деньги мальчик купил букетик бессмертников и побежал сквозь снег и грязь к месту упокоения матери.
Ребенок упал на могилу и заговорил, рыдая, как будто мертвая могла слышать:
— Дорогая мамочка! Я слишком несчастен, ты же знаешь… хочу к тебе… хочу всегда быть с тобой… раз уж папа Дени меня больше не любит… я лучше…
Тут его увидели сторожа, обходившие кладбище, и увели с собой, потрясенные таким неизбывным горем. А уж они-то всякого повидали!
После кладбища ребенок машинально направился на улицу Ванв. Папа Дени его больше не любил, но он продолжал любить своего приемного отца и не хотел умирать, не попрощавшись с ним.
Когда Поль пришел домой, стояла уже глубокая ночь. Художник нервничал и бранился, потягивая абсент, который ему щедрой рукой подливала сожительница.
— Мерзавец! Где это он шляется? Действительно, мальчишка становится бродяжкой… За это можно и поколотить… — ворчал он.
В то время как отец принялся за следующий стакан, услужливо подсунутый Мели, мальчик покупал у соседнего лавочника на оставшиеся от цветов монетки веревку для скакалки.
Поль вошел. Пьяный Дени набросился на него с руганью и заявил, что в следующий раз оставит ночевать на улице.
Мальчик, казалось, ничего не слышал. Он тяжело дышал от долгой ходьбы, губы у него пересохли и запеклись, глаза смотрели отсутствующим взглядом. Поцеловав и крепко обняв отца, который не смог его оттолкнуть, мальчик бросил на Мели странный взгляд, большими глотками выпил стакан воды и лег, отказавшись от обеда.
Ребенок спал отдельно, на раскладушке, которую убирал каждое утро.
Не смыкая глаз, он терпеливо ждал, пока улягутся взрослые. Наконец, убедившись, что все заснули, мальчик тихо поднялся, взял веревку, сделал скользящую петлю и на цыпочках подошел к столу. Водрузив стул, Поль поднялся на самый верх, нащупал рожок от люстры, перекинул через него веревку, просунул в петлю голову и тихонько спустился со стула на стол. Тело, сотрясаемое судорогами, задергалось и закрутилось. Одна нога задела за стул, и тот упал. Внезапно разбуженный Дени подскочил с криком:
— Кто тут? Это ты, Поль? Что с тобой? Тебе плохо?
Не получив ответа, художник, возможно, снова бы улегся, но тут стул, за который снова зацепилось тело мальчика в своем круговом движении, с грохотом свалился на пол.
Дени выскочил вон из кровати с воплем «Поль, ответь мне!», нашел свечу, чиркнул спичкой, другой, чертыхаясь, зажег и бросился в столовую. Там, бледный как полотно, чувствуя, что сходит с ума, он увидел медленно раскачивающееся тельце повесившегося ребенка.
Уже не с криком, а со звериным воем художник схватил веревку, разорвал ее голыми руками, не замечая порезов на ладонях, и отнес безжизненное тело на свою постель. Потрясение было таково, что Дени чуть было не лишился чувств.
Сбегав на кухню, он принес воды и стал обрызгивать посиневшее личико. На Поле была лишь ночная рубашка, и Дени для быстроты просто разорвал ее снизу доверху. Увидев ребенка голым, художник сначала отшатнулся, но потом упал на колени, сотрясаясь от рыданий.
Тело маленького мученика выглядело ужасно. Спину, грудь, плечи и бедра покрывали черные рубцы и запекшаяся кровь, некоторые раны уже гноились.