– Выполню!
– Сколько тебе понадобится времени?
– Месяц.
– Целый месяц? Никогда я не умел отказывать себе…
– Так надо.
– Но ты уверена, что зелье удастся?
– Уверена!
– По рукам! Через месяц я приду к тебе.
– Я буду готова.
Выслушав эти слова, гость направился к выходу, но перед тем как исчезнуть, он сделал еще одно движение – жест мольбы и одновременно угрозы. Потом он спустился с лестницы, присоединился к своему эскорту, и они отправились по темным улочкам к замку Святого Ангела. Добравшись до места, мужчина в маске протянул каждому из сопровождавших его людей по серебряной монете. Те с благодарностью поклонились и растворились в темноте.
Несколько минут спустя кто-нибудь из пожелавших пошпионить за человеком в маске мог бы увидеть, как тот исчезает во мгле узкой улочки-кишки, которую Чезаре Борджиа прошел тем же утром в обратном направлении. Таинственный пешеход, пройдя подвалами замка, наконец добрался до двери, ведущей в ватиканскую спальню. Там он наконец-то снял маску и, раздевшись, упал на широкую кровать, украшенную тиарой и двумя ключами. Потом он ударил молоточком в серебряный колокол.
Появился слуга.
– Мой настой! – приказал мужчина.
Слуга поспешил исполнить приказание.
– А теперь пошли ко мне чтеца…
Слуга исчез, словно бестелесная тень; его мгновенно сменил молодой аббат.
– Анджело, дитя мое, вот уже два часа, как я лег в постель, но сна что-то все нет. Почитай мне что-нибудь… Пожалуй, четвертую главу «Энеиды»!..
– Слушаюсь, святой отец, – ответил аббат.
X. Мадонна с креслом[10]
Когда гость ушел, Мага прошла в угол, где она содержала змей. Мага глубоко задумалась. Перед ее широко открытыми глазами пробегали какие-то мимолетные видения.
– Скоро и день! – пробормотала старуха, услышав пение петуха, приветствовавшего утреннюю зарю.
Она поднялась, прошла ощупью к большому сундуку и открыла его. Потом нажала какую-то пружину, после чего из боковой стенки выдвинулся небольшой ящичек. Старуха открыла его. На дне ящичка ее руки нашарили шкатулку кленового дерева, с великолепной резьбой и золотыми инкрустациями. В шкатулке лежало только два предмета. Один из них – простой стальной кинжал арабской работы, вложенный в ножны из выцветшего темно-красного бархата.
Другим предметом была миниатюра, обрамленная в искусно отделанную золотую рамку, украшенную бриллиантами и рубинами. Одна эта рамка принесла бы Маге целое состояние, если бы только старуха захотела ее продать. На миниатюре был изображен молодой человек, одетый в костюм, распространенный среди испанских студентов в XV веке. Лицо молодого человека было очень выразительным, по нему можно было судить о решительном и высокомерном характере, взгляд черных глаз был жестким, лоб обрамляли чуть изогнутые стрелки густых бровей, в ироничную улыбку сложились губы, а в целом лицо отражало невероятную смелость и крайнее упрямство. Но угадываемую твердость, почти жестокость смягчало, затушевывало на портрете обаяние юности. Мага это изображение разглядывала с бесконечной болью.
– О, моя любовь, моя юность! – прошептала она. – Где вы?.. Там, в этой шкатулке, которую я не осмеливалась открыть в течение десяти лет… со времени его последнего визита…
Внезапно она упала на колени и разрыдалась… Губы ее с дрожью прижались к миниатюре.
– Мама!.. Вы всё еще плачете?
Несравнимо чистый, несказанно нежный голос произнес эти несколько слов. Мага резко вскинула голову, решительно захлопнула шкатулку, задвинула ящичек и закрыла сундук. Потом она обернулась к двери, которая вела в соседнюю комнату.
– Где вы, мама? – снова раздался тот же голос. – Я вас слышу…
Мага зажгла факел. В дверном проеме она увидела девушку лет шестнадцати. Ее нельзя было назвать девушкой. Она была сама девственность.
Когда факел разгорелся, юная дева, едва одетая, босая, приблизилась к старухе, обвила ее дряблую шею своими ослепительно белыми руками и положила головку на изможденную материнскую грудь.
– Розита!.. Мое единственное утешение! – сказала Мага.
– Как колотится ваше сердце, бедная мама Роза.
Та, которую старая Мага только что назвала Розитой[11], подняла глаза на чародейку. В ее глазах скрывался целый мир нежности.
– Вы плачете, мама Роза, – продолжала она. – Вы так сильно огорчены, но не хотите открыть мне причину вашей печали… мне, вашей дочери?
Колдунья вздрогнула.
– Дочь!.. Да, моя дочь… моя единственная дочь… – и глухо, только для себя самой, она добавила: – Пусть будет проклят «другой», разбивший мое сердце матери… как и «он» разбил мое сердце любовницы!..
10
Так называется картина Рафаэля, выполненная на доске, которая в настоящее время находится в коллекции музея Питти во Флоренции. – Примеч. автора.
11
У этого имени испанское окончание. Если бы окончание было итальянским, имя звучало бы Розина. – Примеч. автора.