– Видите, – показал хозяин, – там, на повороте реки, лестницу пошире других? Это и есть Веселый дворец.
– Ладно, – удовлетворился Рагастен и закрыл окно-дверь. – Комната мне нравится, какой бы сырой она ни была…
– У нас платят вперед, синьор, – объявил хозяин.
Шевалье расплатился.
Потом попросил нитку с иголкой и занялся починкой своей жалкой одежонки, которую он вытряс, вычистил щеткой, прочистил с изнанки. Покончив с одеждой, шевалье с большим аппетитом пообедал. Все эти занятия продолжались до девяти часов вечера. Часом позже сверкающий чистотой Рагастен, со шпагой у пояса, с нетерпением ожидал момент, когда можно будет отправиться во дворец Лукреции Борджиа.
На улицах давно заснувшего города царила глубокая тишина. Только глухой плеск Тибра, катившего свои сероватые воды у самых стен дома, разносил в ночи печальные вздохи, похожие на причитания беженцев. Шевалье слушал их с каким-то безотчетным волнением. Он встряхнулся, пытаясь прогнать это нервное возбуждение. Впрочем, уже приближалась полночь.
Шевалье задул свечу и, закутавшись в плащ, собрался уходить. И тут куда более ясный стон донесся с реки. Рагастен вздрогнул.
– На этот раз, – пробормотал он, – слух меня не обманывает. Это – человеческий голос.
Еще раз послышался отчаянный крик. Можно было подумать, что кричат прямо в комнате. Рагастен вздрогнул… На висках выступили капельки пота. В третий раз он услышал крик, теперь уже приглушенный, похожий на хрип умирающего.
– Кричат в Тибре! – догадался Рагастен.
Он потянулся и раскрыл окно. Темнота была непроницаемой. Тибр, сжатый линиями домов, над которыми едва вырисовывалось звездное небо, катил свои черные волны. Ощупью шевалье спустился по ступенькам, потом наклонился, вытянул руки… Пальцы ощутили шелковую ткань. Она прикрывала тело мужчины. Он еще дышал, иногда издавал хрипящие звуки. Рагастен обхватил его за плечи.
– Кто вы? – прохрипел незнакомец.
– Не бойтесь… Я – иностранец… Друг…
– Не бывает никаких друзей… О! Умираю… Слушайте меня!
Мужчина уцепился пальцами за плиты. Рагастен хотел вытащить его из воды.
– Не надо, – выдавил из себя агонизирующий. – Бесполезно… Я… умру… Но я хочу… отомстить за себя… Слушайте.
– Слушаю, – отозвался Рагастен. Волосы у шевалье встали дыбом.
– Граф Альма… Предупредите его… Предупредите его дочь… Он хочет ее похитить… Этого нельзя допустить…
– Кто такой граф Альма?.. Кто такая его дочь?
– Его дочь… Беатриче… Примавера!..
– Вы сказали, – также хрипло и тревожно заговорил Рагастен, – вы сказали, что он хочет ее похитить… Кто это?
– Тот, кто только что убил меня… Мой…
В этот момент лицо незнакомца исказилось в смертельной судороге… Он весь напрягся… Его руки соскользнули с каменной ступеньки, и тело рухнуло в воду. А миг спустя незнакомец исчез в темных волнах.
Рагастен выпрямился, его глаза сверлили густую темень. Но тщетно!
Тогда он вернулся в комнату и вытер лицо, покрывшееся холодным потом.
– О! – глухо проговорил он. – Какая-то ужасная тайна, какую я не смогу рзгадать!… Ее зовут Беатриче… Она – дочь графа Альмы… И кто-то хочет ее похитить… Но кто?… Кто?…
И в это время на башне Святого Петра ударил колокол.
– Полночь, – встрепенулся потрясенный шевалье.
И он выскользнул наружу, направившись к Веселому дворцу, где поджидал его могучий покровитель: Чезаре Борджиа.
IV. Римские ночи
Незадолго до того момента, когда шевалье де Рагастен преобразился в портного и занялся преобразованием своего камзола, дабы придать ему чуть лучший вид, Чезаре Борджиа проник в Веселый дворец в сопровождении четырех молодых людей. Чезаре и его эскорт быстро миновали великолепные салоны, где были собраны сокровища итальянского искусства. Они подошли к позолоченной бронзовой двери, охранявшейся двумя нубийцами – черными, как ночь, немыми, как мертвая тишина.
Чезаре дал знак. Один из нубийцев нажал на круглую ручку, и дверь растворилась.
…Далее был коридор, ведущий в тайную часть дворца.
Как только Чезаре и его спутники ступили за порог, дверь бесшумно закрылась Они оказались в некоем своеобразном вестибюле с высокими яшмовыми стенами. Напротив бронзовой двери находилась дверь из розового дерева, инкрустированная тонкой серебряной ковкой. На этот раз дверь охраняли две женщины: две абсолютно голые женщины скульптурной красоты. Они сидели, или скорее полулежали на пышных подушках. И эта дверь бесшумно открылась по приказанию Чезаре. Все еще в сопровождении эскорта он вошел в комнату меньшего размера, но обставленную с куда более изысканным и тонким шиком.