Натянутая улыбка вмиг слетела с лица матери, она отшатнулась от Папы, явно негодуя.
- Если его уличат в любви к кому-то еще, это... - бормотал Родриго, судорожно теребя томик священного писания, открытый на коленях, - это немыслимо!
Он захлопнул книгу и порывисто облокотился на ручку кресла. Папский перстень Рыбака густо засиял золотом прямо перед глазами Лукреции, от холеных пальцев исходил тонкий и знакомый аромат ладана. Также пахли руки старшего брата Чезаре.
- Мы что-нибудь придумаем, - тихо, с робкой надеждой, промолвила мама, - как и всегда.
Лукреция осторожно наблюдала за ними из-под опущенных ресниц - загадочные речи казались хитросплетением намеков. Кардиналам не дозволено иметь семью, но раньше это не мешало отцу любить матушку. А теперь он толкует, что может любить только Господа.
- Весь Рим знает, что ты мать моих детей, – тем временем продолжал отец, - Папа должен не только быть, но и выглядеть целомудренным, – сказал он, сложив руки шатром перед собой. Внешне он был на удивление спокоен и будто совсем не замечал разочарования матери.
Между тем на ней лица не было, когда упавшим голосом она все же спросила:
- А дети? Их-то ты можешь любить?
- Конечно! – воскликнул отец и перевел взгляд на дочь, тепло улыбнулся и погладил внешней стороной ладони ее щечку.
Лукреция растерянно улыбалась в ответ, но она никак не могла взять в толк, почему понтифику можно иметь детей, если любить их мать не дозволено?
- Я всегда знала, что этот день наступит, – горько усмехнулась Ванноцца и с надеждой добавил: - По крайней мере, будь со мной душою!
- Всегда буду, - заверил отец.
- И более ни с кем! – потребовала она.
Он качнул головой.
- Это будет так же невозможно, Ванноцца!
Мама тяжело вздохнула и опять приблизилась к отцу со словами:
- Так значит, вместе с твоим новым постом, мы принимаем обет целомудрия? – она ласково положила руку на его плечо и, слегка наклонившись к уху понтифика, спросила: - Должны ли мы принять и обет бедности?
- Бедности? – переспросил отец с тенью ужаса на лице. - Боже упаси! – воскликнул он. Их взгляды, наконец, пересеклись, и мать примирительно улыбнулась.
Что мы получаем взамен? Часть Тринадцатая.
Перезвон колоколов вновь наполнил Рим оглушительной и праздничной музыкой. Первым в утреннее небо взлетел хриплый, точно спросонья, голос медного колокола в старой базилике Косьмы и Домиана. Его подхватил чистый, серебристый перезвон из церкви Сан-Бартоломео. на вершине Капитолийского холма вступили бронзовые колокола базилики Санта-Мария-ин-Арачели, им вторил тяжелый перезвон из церкви Санта-Мария-дель-Пополо. И, наконец, словно в оркестре, густо и торжественно вступили громогласный трезвон собора на площади Святого Петра.
На коронацию понтифика прибыли послы и дипломаты, герцоги и принцы, иноземные сановники и вельможи, а также их многочисленная свита. Кроме высокопоставленных особ, Рим наводнило несчетное число паломников, желающих лицезреть новоизбранного Папу Римского, Александра VI. Простой же люд ликовал в ожидании вечерних пиршеств, когда вино будет литься рекой для всех желающих прямо посреди площадей города.
Жителям Рима уже была знакома щедрость дома Борджиа. На все праздники, тогда еще вице-канцлер Родриго, закатывал пир на весь мир: улицы рядом с дворцом кардинала застилали коврами и посыпали лепестками роз, из окон вывешивали богатые гобелены, а к вечеру столы на площадях ломились от яств. Ночь освещали ослепительные фейерверки и шутихи.
Для сановитых особ, тем временем, кардинал давал приемы в своем роскошном дворце. Об этих пирах потом шептались по всей Италии, настолько они отвечали вкусам самых изысканных господ.
Богатый испанец прекрасно знал, как протоптать дорожку к сердцам людей всякого ранга и чина. Знатных баронов он поражал лоском и безупречным вкусом, народ попроще очаровывал жизнелюбием и откровенной щедростью.
Даже ярые ненавистники каталанов не могли не признать, что этот представитель Валенсии выгодно отличался от своих земляков, и ему нельзя было отказать в блестящем уме и поистине дьявольском везении. Эта поразительная удачливость, подкрепленная горячей решительностью, позволила Родриго взлететь к высотам, о которых помыслить мог лишь смелый духом. Сегодня завистникам Борджиа пришлось, сцепив зубы, наблюдать победный триумф соперника, ибо негде было спрятаться от рокота толпы, скандирующей “Борджиа! Борджиа!”.
Лукреция, уже полностью наряженная, с нетерпением выглядывала из окна большой залы во двор, куда должны были подать роскошную венецианскую карету, специально приобретенную для семьи понтифика. С улицы, из-за высоких стен, доносился праздничный гул, нарушая привычную тишину на вилле. Как необычно было осознавать, что весь город пришел в движение и шум ради ее отца.