Чезаре тихо рассмеялся, он пытался уследить за ходом церемонии, но разве можно сосредоточиться, когда рядом любимая сестренка в образе настоящей принцессы? Она вся блистала: от прекрасной жемчужной сетки на голове до тонких атласных туфель на изящных ножках, в глубоком декольте на девичьей груди вздрагивал золотой крест. Он старался не рассматривать ее, но это представлялось невыполнимой задачей.
- А скажи-ка мне, братец, - снова услыхал Чезаре нежный голосок у самого уха.
- Что, - быстро повернулся он к ней, сжимая ее ладонь, - сестра?
- Как мне называть себя? – прошептала она с озорной улыбкой.
Он невольно придвинулся ближе, не в силах оторвать взгляда от ее розовых губ, от бархатной кожи щек, от сияющих глаз.
- Святая дочь? – проговорила она несколько взволнованно.
- Ты по-прежнему Лукреция Борджиа, любовь моя, - тихо сказал он и добавил со вздохом: - Ты сменишь имя только когда выйдешь замуж.
Чезаре оторвал взгляд от нее и глянул на отца, восседающего на троне. Но он смотрел и не видел, слушал, но не слышал того, что происходило перед ним. Он был поглощен милым шушуканьем с сестрой куда больше скучной интронизации.
- А когда я выйду замуж? – спросила она озадаченно.
Он сдавленно выдохнул, будто его окатили холодной водой, затем процедил сквозь зубы:
- Будь на то моя воля, никогда.
Она тихонько рассмеялась. Лукреция знала, как ревностно Чезаре относился к любым проявлениям внимания к ней со стороны других мужчин.
- Но ведь быть замужем это хорошо, Чезаре.
- Ты дочь Папы, - сказал он, когда она подставила ухо для ответа, слегка наклонив к нему голову. - И все принцы Европы будут добиваться твоей руки.
Он быстро коснулся пальцем ее подбородка, повернув ее лицо к себе.
- Но им не будет дела до твоего сердца, – с жаром произнес Чезаре.
Она внимательно поглядела на него. Улыбка сползла с ее приоткрытых губ, когда она осознала, что слова его не шутка.
- Может, мне стоит поступить как ты, брат? Принять духовный сан? Посвятить себя Господу?
- Возможно, так лучше всего, любовь моя, – вздохнул он.
- У Папы так много врагов? – встревоженно спросила Лукреция, вглядываясь в его лицо.
- Как у нашего отца, возможно, нет, но как у Римского Папы – множество.
Чезаре уже корил себя за то, что начал этот разговор о врагах и замужестве. Он, видимо, забыл, что под роскошью и обольстительностью наряда, все еще пряталась маленькая девочка, которой нет необходимости вникать в тонкости политики. Однако же и лгать ей, он не желал.
Чезаре накрепко сжал ее ладонь и проговорил у самого ее уха:
- Но тебе не о чем переживать, пока я рядом, сестренка.
После его слов, на лице ее снова расцвела отрадная сердцу улыбка.
Молчание Господа. Часть Пятнадцатая.
После коронации процессия снова пришла в движение через весь город к Латерану. Впереди кареты Борджиа выступал герцог Гандийский, окруженный знатными сеньорами городов и замков, подчиняющихся церкви. В руках герцога был развернут папский штандарт с изображением красного быка на золотом фоне с одной стороны и трех черных лент с другой. Над этими символами возвышалась тиара и ключи Святого Петра.
В хвосте процессии, в окружении кардиналов, шествовал сам Папа на ослепительно белом иноходце. Голову понтифика венчала массивная тиара. Он бодро восседал на жеребце, словно победитель, завоевавший город: на сухих губах играла блаженная улыбка, несмотря на тяжелую корону, голова его была высоко вскинута. И только Чезаре мог заметить, как подрагивали руки отца, стискивающие поводья, а глаза, победоносно взирающие вперед, подернулись поволокой утомления.
Чезаре опять оказался в карете рядом с матушкой, Лукрецией и Джоффре. Он бы намного лучше смотрелся на черном жеребце с папским штандартом в твердой руке, но, поглядев на Хуана, изнемогающего от жары под тяжестью доспехов, епископ вздохнул с некоторым облегчением. Тут, в тени кареты, рядом с семьей он был вполне умиротворен, но рука его все же покоилась на эфесе шпаги - скорее по привычке, чем по необходимости. Никого и близко не подпускали к кортежу.
Улицы, по которым следовало шествие, были затянуты бархатными и шелковыми драпировками, а процессия то и дело проходила сквозь триумфальные арки, возведенные то тут, то там на всей протяженности пути. Торжественные надписи, развешанные повсюду, восхваляли нового понтифика, сравнивая его с Александром Великим.
Лукреция и Джоффре без устали обсуждали все увиденное: и роскошные наряды знатных вельмож, и богато украшенные улицы, и молодых людей, декларирующих хвалебные стихи на помостах, выстроенных на площадях. Ванноцца же, напротив, была молчалива. С застывшей маской смирения она рассеянно глядела по сторонам. Чезаре с легкой грустью наблюдал за сестрой и младшим братом, за их восторгом и волнением, за остроумными комментариями и удивленными восклицаниями. Лукреция иногда перехватывала взгляд Чезаре и тепло улыбалась ему, не прекращая меж тем болтовню с Джоффре.