Столь же выразительна и обстановка собрания дымное, пропахшее плесенью помещение. По углам сети паутины Посредине комнаты громадная железная печь, с десяток покалеченных стульев на двух-трех ногах. С потолка прямо на головы собравшихся «сочится мутная капель». И тут же схваченная цепким взглядом художника любопытная примета времени: в углу под вершковым слоем пыли — одинокое знамя, на котором с трудом можно было разобрать: «Вся власть хозяину земли русской — Учредительному собранию». И реплика одного из персонажей: «Всем служило в свое время».
Последняя деталь особенно примечательна. Она живо воскрешает недавнюю накаленную атмосферу гражданской войны, всю сложность политических споров, когда лозунгами Учредительного собрания прикрывались контрреволюционеры всех мастей — от махровых белогвардейцев до их болтливых приспешников — меньшевиков и эсеров Такая, вовремя найденная подробность в художественном произведении впечатляет куда лучше пространных описаний и комментариев. Когда, скажем, в горьковской пьесе «Достигаев и другие» мы встречаемся с ремаркой «На стене — золотая рама, портрет Николая Второго вынут из рамы, в раме торчат два красных флага», — перед нами сразу же возникает определенная картина, обрастающая множеством ассоциаций.
На страницах «Борели» там и сям рассыпано немало подобных типичных и колоритных примет времени. Читатель романа вместе с главным героем Василием Медведевым с, самого начала погружается в этот странный, но по-своему живописный и суровый мир.
Жутью и тленом пахнуло на Василия, когда он в изрядно потертой видавшей виды шинели впервые после четырехлетней отлучки увидел прииск Боровое. На всем лежала печать заброшенности и разрушения: провалившиеся крыши казарм и жилых построек, вкривь и вкось торчащие стропила, накренившиеся столбы, почерневшие от дождей и непогоды неподвижные и безмолвные чудища сайги — драги Еще более зловещее впечатление производил прииск ночью, когда он погружался во тьму. Электричества давно нет. Только в отдельных казармах скупо мерцают сквозь затянутые брюшиной окна самодельные светцы, вырывая из темноты жалкую домашнюю утварь, какие-нибудь деревянные обрубки, заменяющие столы и стулья. «Боровое умерло в семнадцатом году, — говорит автор, — пышная жизнь последних хозяев с азиатским разгульным ухарством отшумела безвозвратно».
Только что закончилась гражданская война. На заброшенном золотом прииске орудуют мелкие хищники, алчные и жестокие спиртоносы-тунгусники, называющие себя «свободными золотничниками». Последнее оборудование прииска растаскивается по винтику и болтику. Бывшее рабочие нищают и под пьяную руку избивают своих жен на потеху уличным зевакам.
— Представление! Первое действие! Вход за три сухаря! Контракт на пять минут! — потешаются над такими сценами местные балагуры.
— Да неужели это так? — в сотый раз спрашивает себя Василий Медведев. — Неужели прииск погиб не за грош?
Кажется, что все забыли о затерявшемся за сотни верст в тайге Боровом, да и старых рабочих теперь не узнать. Вот как, например, выглядит в первую встречу с Медведевым бывший молотобоец Никита: «Никита надернул на босые ноги рыжие броднишки и подошел к нему вплотную. Его рубаха лоснилась от грязи и пестрела разноцветными заплатами, а одна штанина была разорвана вдоль». «Все тут! — говорит он Медведеву. — У всех такая хламида, Вася! За дровишками в мороз не в чем вылупиться из этого острога. Охоты нет. Соли два месяца не видим. Сухарей в неделю раз отламывается.»
Сколько отчаяния и безнадежности звучит в словах этого выбитого из колеи недавнего рабочего-умельца и партизана: «Неужели для того мы поливали рабочей и партизанской кровью тайгу, чтобы гнусь там разная плодилась?»
С беспощадным реализмом обнажает художник те, казалось бы, непреодолимые препятствия, с которыми пришлось столкнуться его герою, недавнему слесарю-подростку, рабочему парню Медведеву.
Трудная борьба за восстановление прииска составляет в романе тот драматический узел, к которому стягиваются все сюжетные линии повествования. В борьбе проявляются характеры, окончательно определяется позиция каждого из персонажей. В центре этой схватки стоит вчерашний партизан и коммунист Медведев. Напористый и волевой, он пришел на прииск с твердым сознанием необходимости «укреплять золотой фонд республики».
«— Знаешь, Никита! — говорит он старому приятелю. — Республика сколачивает золотой фонд, чтобы им разбить брюхо буржуям в мировом масштабе… Будем драться до конца! Надо моль выкурить с прииска. К черту эту свору барахольную! Надо поднять прииск. Трудовой фронт, товарищи, новая экономическая политика. Новые камешки закладываем».
Образ Медведева выписан в романе резкими и жесткими красками плаката. Автор усиленно подчеркивает в своем герое одни вполне определенные и четкие качества — железную волю и упорство. Подчас он намеренно огрубляет характер Медведева, словно боясь сделать его сентиментальным. Слов нет, время было крутое, и Медведев мог потрясать наганом и советовать технику Яхонтову «зажать зубы до треска» и не поддаваться безнадежному унынию, ибо «так теперь надо». Но когда тот же Медведев, узнав о покушении на своего помощника, говорит рабочим: «Товарищи! Технику Яхонтову — нашему производственному руководителю — попортили шкуру…», то такая речь кажется дикой даже для того времени. Автор далек от какой бы то ни было романтической идеализации своего героя. Медведев малообразован, нередко груб и прямолинейно резок, да и в личной жизни способен на взбалмошные и необузданные поступка. И вместе с тем в нем подкупает цельность характера, избыток нерастраченных сил, напористость и волевая целеустремленность. А где-то подспудно в Медведеве угадываются и душевная мягкость и нежная мечтательность. С какой непосредственностью и силой чувства переживает он крушение семейного счастья, разбитого собственными неумелыми и грубыми руками! Не зря же полюбили его и рабочие И не случайно, конечно, так потянулась к нему Валентина Сунцова, человек иной среды и воспитания.
Особенно ярко проявился характер Медведева в длительном поединке с умным и изворотливым врагом Сунцовым. Именно здесь как нельзя пригодились ему талант организатора, находчивость и мужество, выдержка и стремительность в действиях.
П. Петров верно почувствовал и передал в нравственном облике своего героя, в индивидуальных его качествах типические черты и приметы времени, сформировавшего этот характер. Образ Василия в какой-то мере сродни образу Сафрона из «Перегноя» Л. Сейфуллиной и десятка других персонажей нашей литературы двадцатых годов. Писатель дал его с той самой «всей требухой», о которой говорил Фурманов, размышляя над образом Чапаева.
Медведев — совсем в духе времени! — редко действует убеждением и логикой, он поступает напористо, решительно. На первом же собрании этот человек что называется с порога грохнул: «Рабочий класс не может сейчас отдать управление черту лысому и нечего тут трепать. Кто не желает с нами — тому тайга широка, а можно повернуть дело и другим манером…»
Понадобится время, живой опыт практической работы с людьми, пока порывистый и стремительный Медведев поймет, что одним махом социализм не построишь, что в новых условиях окриком и наганом многого не достигнешь. В конце романа он говорит технику Яхонтову: «Ты знаешь, когда я приехал сюда, то не думал так вот, как сейчас. Я думал, что через военный коммунизм мы прямо к социализму придем, а того не соображал, что мы еще очень бедны и придется учиться делать все, не только воевать».
«Борель» — остросюжетное и остроконфликтное произведение. На страницах романа сшибаются и бушуют страсти, активно действуют два классово-враждебных лагеря, между которыми развертывается борьба не на жизнь, а на смерть. На стороне Медведева — старые кадровые рабочие — драгер и слесарь, старый подпольщик и бунтарь, коновод забастовщиков Качура, молотобоец Никита Лямккн, его жена Настя. К нему тянутся техник Яхонтов, Валентина. Этой группе противостоит анархиствующая свора тунгусников во главе со своим вожаком, «жохом-парнем» Евграфом Сунцовым. В разгульной ватаге Сунцова привольно живут разбойные молодцы типа Ганьки, парня с расплюснутым носом, с широкой арбузообразной физиономией. Опора его — матерые бродяги из беглых уголовников. Образ Сунцова — один, из наиболее ярких в романе. Это несомненная удача автора. Вот как он выглядит в момент первого знакомства: «Верхом на круглом малорослом иноходце, в новом черном полушубке и расшитых бисером тунгусских унтах, он подъезжал то к одной, то к другой компании. На шее у него и через плечо развевался белый шарф. И везде его встречали веселыми криками: