Интересна судьба и плотника Морозова. Всю жизнь этот богатырь на что-то жаловался, жалел, что нет теперь доброго барина, у которого ему бы привольно жилось и работалось. Но стоило тому же Морозову оказаться в настоящем коллективе — и этот чудаковатый великан становится другим человеком. По-детски переживает он радость оттого, что понадобились людям его мастерство и талант плотника. Морозов мечтает теперь уже о вступлении в партию. Так радость коллективного труда и созидания переделывают людей. И заслуга художника в том, что он сумел правдиво запечатлеть этот сложный процесс ростка новых человеческих отношений. Хочется особо подчеркнуть, что все это сделано в романе без нажима, не навязчиво, а раскрыто в живом борении страстей, показано средствами подлинного искусства. Радость и горе, бескорыстие и коварство, любовь и ненависть живут на страницах книги.
В центре этого многопланового произведения автор поставил фигуру коммуниста Гурьяна, прошедшего путь от малограмотного деревенского парня до директора большого и сложного предприятия— крупного золотого прииска. За плечами Гурьяна фронты гражданской войны, годы работы простым забойщиком-шахтером.
Тщательно, с добротной психологической мотивировкой рисует П. Петров образ своего главного героя. Веришь в его поведение, сживаешься с его внутренним обликом. Он несомненно душевно богаче и разностороннее своего предшественника Василия Медведева… В самом начале романа перед нами наивный и беспомощный юнец, впервые столкнувшийся с суровой и страшной действительностью — тайгой, старателями, бандитским притоном. Позднее это уже совершенно другой человек. Кипучая деятельность по укреплению рудника, талант и воля организатора сочетаются в нем с переживаниями отца и мужа, неожиданно полюбившего другую женщину, светлую мечту своей далекой юности.
Все это углубляет образ Гурьяна Ему уже чужда прямолинейная грубоватость Василия, приемы штурмовщины и военных наскоков. Тактика его неизмеримо гибче и разнообразнее. Гурьян действует в иной обстановке и иных условиях. Выросли люди и вырос он сам.
Характерно, что положительный герой у Петрова при всей своей внутренней собранности и цельности не перестает оставаться человеком с присущими людям слабостями, достоинствами и недостатками. В этом отношении Гурьян далек от какой бы то ни было схемы. Художник подсмотрел своих героев в самой действительности и без прикрас правдиво и честно рассказал о них и больших делах, творимых ими. И, конечно же, в этом несомненная заслуга писателя, сумевшего переплавить материал живой жизни в емкие художественные обобщения.
Богат и выразителен язык романа, его словесная инструментовка. Правда, здесь не обошлось и без издержек. Художник, изображая в ряде сцен бывших беспризорников и уголовников, вроде Сашки Алданца и его окружения, увлекся живописностью этих типов и перегрузил повествование блатной «музыкой», словечками и выражениями, почерпнутыми из воровского жаргона. Иногда игра словом, комизм ситуаций настолько увлекают писателя, что ему начинает изменять чувство — меры и — художественного такта. Более того, в этих ситуациях он и не всегда оригинален. Так, повествование незадачливого Хлопушина о приобретении им коровы варьирует известный шолоховский рассказ о том, как дед Щукарь покупал свою лошадь.
Роман «Золото» — плод большого И кропотливого труда, тщательного изучения материалов и источников. О том, насколько был сложен процесс работы, говорит свидетельство самого писателя, сделанное им в 1938 году в одном из выступлений: «Я сейчас начал работу над повестью о золоте. Я беседовал с рабочими, беседовал с теми рабочими, которые проработали в шахтах по 35 лет и больше, и вместе с тем просмотрел много материала, и все-таки у меня нет нужного впечатления, потому что не вижу, как это все включается в производство»…[13]
Насыщенность глубоким и значительным содержанием, выхваченные из самой жизни, яркие и красочные приметы времени, правдивые выпуклые человеческие характеры, динамика сюжета, развивающегося просто и увлекательно, пафос утверждения новой жизни, «обаятельность и многогранность облика нового положительного героя, героя-коммуниста, органически связанного с народом и вышедшего из недр его, — все это делает талантливое произведение Петрова заметным и примечательным явлением советской литературы первой половины тридцатых годов.
Последние годы своей жизни П. П. Петров жил и работал в Иркутске. Одно за другим появлялись его новые произведения: повести, рассказы, романы. Художественное дарование писателя, набирая высоту, мужало и крепло с годами.
Плодотворно работая сам, он находил время и силы для постоянной помощи начинающим литераторам, прозаикам и поэтам. Многим в своем творческом развитии обязаны ему такие крупные писатели современной Сибири, как К. Седых, Н. Устинович, Игн. Рождественский.
В 1941 году смерть оборвала эту яркую, полную напряженного труда и творчества жизнь.
Рождением и всей своей деятельностью П. П. Петров был кровно связан с Сибирью, с борьбой сибирских трудящихся за власть Советов, за строительство новой жизни. Он беззаветно, до самозабвения любил суровый сибирский край. Писатель, так же, как и его герои, мечтал о преображенной, цветущей Сибири высокоразвитой культуры, изобилия и богатства.
Его творчество представляет яркую страницу в истории становления сибирской советской литературы. Важную роль сыграла общественная и политическая деятельность П. П. Петрова в истории революционного и партизанского движения в Сибири. Писатель имел полное право заявить в одном из своих писем:
«Я всю жизнь отдал для народа и лучшей кровью сердца засвидетельствовал это».
БОРЕЛЬ
Роман
1
С низины, от рек Пичунги и Удерки видно, как темными зигзагами протянулись лесистые горы, в пролеты гребней голубыми зубцами нависают клочья облаков. Верхушки гор стрелами выкинулись ввысь, к голубому безбрежному небу.
И небо и горы слились в одно, замыкая небольшую, набитую снегом долину.
По отложинам, по стремительным кручам густой щетиной засели кедрачи, сосняки, пихтачи и мелколесье. А внизу, на равнине, поросшей березняком и малинником, в беспорядочной скученности раскинулся заброшенный прииск Боровое.
На отвалах и среди рухляди когда-то богатейших построек торчат столетние извилистые, с густыми шапками хвои сосны. Сосны уцелели, видимо, потому, что не попали в полосу разрезов и не пригодились на дрова.
Посредине прииска разорванной цепью тянутся покосившиеся столбы, а с них, точно рваное лохмотье, треплются на ветру остатки почерневших тесниц, — это были тесовые желоба, по которым много лет текла из Удерки вода для промывки золотоносных песков.
Теперь и коновязи около огромных конюшен смотрят покривившимися скамейками: перекладины со столбов наполовину обрублены и истесаны на щепы для подтопок; местами они свалились на землю и сгнили.
Крыши низких казарм и когда-то красивых, с верандами и изразцами, домов провалились, как впадины хребтов.
В изогнутых береговых локтях золотоносной Удерки одинокими чучелами, полузанесенные снегом, стоят почерневшие от дождей две драги. Беспризорные, не ремонтированные с семнадцатого года, стоят сиротами механические чудовища тайги, и будто нет до них никому дела.
Боровое умерло в семнадцатом году — пышная жизнь последних хозяев с азиатским разгульным ухарством отшумела безвозвратно.
О том, что Боровое находится в руках тунгусников, Василий Медведев узнал еще на зимовьях, когда преодолевал почти двухсотверстный свой путь через тайгу. Он узнал, что хищники называли себя свободными золотничниками. Василию не верилось, что так опустились рабочие.
«Да неужели это так? — в сотый раз спрашивал он себя, лежа на нарах в квартире молотобойца Никиты Валкина. — Неужели прииск погиб ни за грош?»