Удержавшись от соблазна, она получила выговор от бюро комсомола за упущение по работе, заболела. Но упругий характер северянки, воспитанной в сиротстве, не сломился. Тайно для себя она решила учиться.
«Я им докажу, что не всякая женщина может заниматься птичьими браками, — думала она, вспоминая белобрысого студента, которого сразу возненавидела, — назло всем добьюсь до вуза, и тогда посмотрю. Начхать на этих вертлявых ребят!»
Но на руднике долго жила сплетня, причинившая немало бессонных ночей девушке. В первое время Катя серьезно подумывала уехать с прииска в город, стыдилась встречаться с ребятами, пробовала уединиться. Отсюда пришла к ней трезвая осторожность.
Раздумывая, Катя подчеркивала карандашом Костины слова в записке и не могла взяться за ответ.
«Дурной, дурной. — Она придумывала доводы, которыми хотела разбить ненужные сомнения парня, дать ему уверенность и возможность окончательно порвать с прошлым, выбраться на дорогу из трущоб беспризорничества. — Ведь он крутой, черт. Вдруг опять сорвет с винтов от неудачи. Что я наделала!» — Катя взглянула на часы и, решив, что сейчас окончатся вечерние занятия на курсах, выбежала из квартиры в легком платье. Но в клубе уже не было света. Она перешла улицу и постучала в крайнее окно барака, где помещались курсанты.
— Костя, ты? — голос девушки сорвался. В окно высунулась взлохмаченная голова.
— Костя умывается, — отозвался Супостат. — Эй, Мочалов! — закричал он на все общежитие.
— Где умывается? Мочалов ушел провожать Маруську Трофимчик, — послышался из коридора насмешливый голос. Катя пошатнулась и оборвалась ногами в сырую канаву. Сказанное не показалось ей шуткой.
«Маруська Трофимчик. Какая грязь!» — подумала она, сразу представив бойкую толстую кухарку из столовой. Маруська пользовалась на руднике репутацией «веселой» девицы и часто очень нагло заигрывала с Костей.
«Неужели он?..» — Катя боялась додумать до конца. Девушка отошла от окна и, прижав к груди руки, направилась домой.
Она слышала дикий хохот ребят. В то же время из дверей, напугав ее, выскочил Костя.
— Ты, Катя? — Он подбежал и взял ее за руки. — Ржут, черти!
— Так они подзавели меня! — обрадовалась Катя.
— Ну конечно, тут народ грамотный.
Катя оперлась на руку парня и потянула его от дверей в темноту.
— Знаешь, я ненадолго, — сказала она, когда они очутились за тесовыми заборами. — Читала твое письмо. Не глупи, Костя. Понимаешь, не могу быстро решить этого вопроса и не потому, что хочу отделаться от тебя. Даже наоборот. Пойми, что мы еще чурбаны неотесанные. Но ведь время придет…
Она крепче сжала руки и припала плечом.
Костя остановился. Катя упругим словно налитым телом неожиданно оттолкнулась и, обхватив его шею руками, громко поцеловала в губы.
— Только с Маруськой брось мараться.
Костя протянул руки, но Катя так же быстро оторвалась от него и скрылась в темноте.
Ошеломленный и взбешенный прихлынувшей к голове кровью, он стоял, вдыхая насыщенный сладкой прелью воздух и все еще ощущал на шее теплое прикосновение рук.
Костя быстро разделся и лег в постель. Нужно было прочитать интересную книжку о спутниках золота, но знал, что сегодня ничего не усвоит. Супостат, вороша рыжие волосы, сидел, навалившись грудью на стол, и читал газету.
— Зачем она приходила? — спросил, не отрываясь.
— Так, собрание хочет провести на курсах.
— Заливай слаще…
— Не веришь и не надо.
— Дурак тебе поверит… О собрании она нашла бы с кем поговорить кроме.
Костя сбросил одеяло и, улыбаясь, подсел к товарищу. Сильные мускулы его рук слегка дрожали. Он заглянул в угрюмые глаза Ларьки, обнажая в улыбке крепкие, слитые в две скобки зубы.
— Ну и красивый ты, черт! — с завистью сказал Ларька, зевая в ладонь. — Давай спать… — Он отбросил в угол сапоги и щелкнул выключателем.
Костя долго ворочался, вздыхал, ему хотелось говорить.
Поднялся и подошел к окну.
— Как думаешь, схлестнемся мы с ней? — потрогал он Супостата за жесткие волосы.
— Брось, сон разобьешь, — осердился тот. — Куда тебе, заплотине неотесанной, соваться.
— А почему Вандаловская не побрезговала Гурьяном? — Костя громко распахнул форточки. — У него тоже образование от кайлы.
— Сравнил горчицу с оладьей.
— Думаешь, я не догоню по учебе?
Супостат ответил храпом.
Над бараком с шумом, похожим на порыв ветра, пролетели какие-то большие птицы.
— Заблудящие, — сказал Костя, усаживаясь на подоконник.
Он включил свет и взял книгу. Сжимая зубы и напрягая зрение, перечитывал по нескольку раз трудные места. Но строчки упорно сливались.
Утром Костю вызвали в контору. Посвежевший Гурьян усадил его рядом и, кося одним глазом на окруженную молодежью Татьяну Александровну, сказал:
— Тебе, Мочалов, даю важное поручение. Бутов отрекомендовал тебя, как лучшего ударника и нашего парня, а Катя Самохватова поддержала. — Костя скрипел стулом, робко ронял недоумевающие взгляды. — А дело вот какое, — продолжал директор. — Нам нужно прекратить безобразие забегаловцев. Там воруют золото не на божескую милость. Три хозяйственные бригады по договору должны сдавать золото из новых шурфов по сто грамм каждая, а они сдают в день всего по пятьдесят. Значит, держать нам такие бригады невыгодно. Но ты помозгуй, что дальше. Эти же самые бригады в день добывают не по пятьдесят, а по пятьсот грамм. Мы проверили по документам золотоскупочного магазина. Значит, нам они сдают только десятую часть, а остальное загоняют в магазины или Сохатому и Пирогу.
— Это я знаю. Алданец давно такие штуки проделывал.
— Ну вот… Мы вольем комсомольцев в эти бригады и попробуем ударить хищников по рукам.
— А как же учеба? — нахмурился Костя.
— Учиться мы вас с Катей отправим зимой.
Гурьян улыбнулся глазами, обожженное солнцем лицо директора блестело…
— Собирайте сбрую и айда, — закончил он.
Около конторы толкались, бряцая инструментами, комсомольцы. Костю они встретили криком, далеко улетавшим в зубчатые сопки:
— С нами, Мочалов! Вот добро!
Дорога подсыхала, но еще влажно уминалась. Около новых построек, где закладывалась обогатительная фабрика, молодежь подравнялась и кто-то задорно выкрикнул:
— Песенники, на средину!
К шурфам подошли шумно. В свежую канаву ворчливо летела со сплоток замутневшая вода. Откатчики торопливо бросали лопатками на площадки грузовиков рыхлый торф. Шурф промывался от мусора. В километре отсюда буровые бригады устанавливали новые станки.
Комсомольцев встретили сотни глаз. Забегаловцы не преминули выразить досаду:
— Тю, будущие портфельщики!
— Вот еще, не хватало духов!
Из других бригад лукаво посмеивались:
— Хорошо, хорошо!.. Так и надо, не хапали бы, сволочи.
— И правду… Кто-то крадет, а слава на всех…
У сплоток хлопнула тяжелая ставня. Вода с шипением унеслась по шурфу, очистив желто-серое дно. Надсмотрщики первыми сбежали вниз. За ними с крепким матом хлынули забегаловцы.
С последней ступеньки Костя спрыгнул вслед за Супостатом. Сзади его в давке оседлал Цыганок.
— Шваркай отсюда, лягаш! — прохрипел он в ухо.
Костя тряхнул плечами, и Цыганок шлепнулся на мокрую землю. Забегаловцы, как голодные гуси за зерном, бросились обгонять надсмотрщиков. Они знали, что после промывки шурфов наверху попадаются самородки. Бригады заняли свои участки, но забегаловцы все еще рыскали по отведенной канаве, не хотели упустить «фарта».
— Поглядывай в оба, — указал Ларька глазами на суетившегося Цыганка.
— Смекаю… Ты сам не сплошай.
Мелкую породу поднимали кверху лебедками. Комсомольцы дружно закайлили, зашкрабали звонкими лопатами. Это спутало карты озлобленных забегаловцев. Цыганок ловко увертывался. Костя и Супостат следили за каждым его движением. Но вот среди речников перед глазами ребят сверкнула миндалина величиной с орех. Рома украдчиво взглянул на соседей и нарочно споткнулся, падая на самородок. Супостат открыл рот, который Костя захлопнул широкой ладонью. В это время Цыганок щелкнул языком и проглотил находку.