Высокий и немногословный Ельцин с его твердым характером более всего соответствовал вошедшему в нашу плоть и кровь представлению о начальнике, хозяине, вожде, отце, даже царе и нашему желанию прийти к лучшей жизни, которое должно совершиться по мановению чьей-то руки. Как выразился один замечательный историк, в самом глухом уголке самой религиозной страны на нашей планете не встретишь такого упования на чудо, какое существует в России, в которой атеизм многие десятилетия был одной из опор государственного мировоззрения.
Все его существо было настроено на достижение власти и на ее удержание. Летом 1989 года помощник президента СССР Георгий Шахназаров спросил Горбачева:
— А почему бы вам не удовлетворить амбиции Ельцина? Скажем, сделать его вице-президентом?
Михаил Сергеевич отрезал:
— Не годится он для этой роли, да и не пойдет. Ты его не знаешь. Ему нужна вся власть.
Ельцин принадлежал к числу людей, которые лучше всего проявляют себя в роли полновластного хозяина. Он родился таким, такова была его генетическая структура. Вся его жизнь была подчинена этой внутренней программе. И даже когда он уходил в отставку (а он делал это дважды), то с глубоким смыслом. Не стоит забывать, что в его жизни первая отставка привела к победе и президентству, вторая — избавила его от всех проблем, которые преследовали его все последние годы.
Ельцин нисколько не сомневался, что его роль в истории России будет оценена по достоинству. И это произойдет вне зависимости от того, как поведет себя его преемник — будет ли он с уважением относиться к ушедшему в отставку первому президенту России или же по традиции возложит на него вину за все беды и неудачи.
Хотя Ельцин понимал, что при неблагоприятном развитии событий его, конечно, могли бы привлечь к ответственности за то, что при нем происходило. Один из его помощников говорил мне тогда, что Борис Николаевич, наверное, даже готов стать жертвой. Значит, он тем более войдет в историю. Говоря шахматным языком, это жертва ферзя ради выигрыша партии.
Но похоже, Борис Николаевич решил не рисковать и не захотел жертвовать собой, поэтому преемника тоже выбрал по собственному вкусу.
— Мне всегда говорили — и его охранники, и те из помощников, кто был к нему близок, — что он любит напористых, даже хамоватых, — рассказывал мне бывший руководитель президентской администрации Сергей Филатов. — Ему нравились люди инициативные, безусловно преданные, те, кому можно доверить свои тайны. Путиным он восхищался, потому что тот, став главой правительства, смело и твердо проводил линию в Чечне. А вот хлипких Ельцин не любил. И я заметил, он не любил совестливых глаз. Боялся их. Может быть, поэтому он не очень часто раскрывался, не хотел показать себя.
Считал ли Ельцин себя вождем, лидером? Размышлял ли о себе и о своем месте в истории?
Андрей Козырев, первый министр иностранных дел новой России:
— Он о себе вслух никогда не говорил. Это ему не было свойственно. Никогда не слышал, чтобы он занимался каким-то самоанализом. Но у него был ярко выраженный советский вождизм. Он же секретарь обкома. Он считал, что может и должен руководить, что это естественная для него роль. Но при этом о себе не говорил! Это тоже представление о мистичности власти. Советская бюрократия была страшно замкнутая и закрытая. Мы ведь видели только портреты, и эти люди старались вести себя как портреты даже между собой. С определенного уровня человек вел себя особым образом — мало говорил и только произносил лозунги, отдавал руководящие указания, в том числе своим детям. Почему в этих семьях было много наркоманов и пьяниц? Потому что у них не было нормального общения с родителями, в семье не было отца или деда, а был член политбюро. Внуки и дети не знали, что думает отец или дед… У Бориса Николаевича это тоже чувствовалось. Хотя в своей семье он был нормальным папой и дедушкой, я это видел…
— И все-таки он, наверное, думал о себе: «Это я построил новую Россию»? — спросил я у Георгия Сатарова, бывшего помощника президента.
Сложно ответить. Ельцин — человек, который не признавал местоимения «я». Это особенно заметно по его выступлениям. Когда я стал участвовать в подготовке его речей, один из первых уроков, которые мы получили: Ельцин не любит местоимения «я». Это проявлялось и в общении. Он про себя очень не любил говорить. Мне просто трудно вспомнить, чтобы он произнес: «Мне это неприятно». Когда нужно было сказать о себе, он говорил в третьем лице: «президент». Журналисты его на этом ловили — но это не мания величия! Это совсем другое! И о своих чувствах, эмоциях он не говорил. Так что можно только строить предположения.