Сношения с Константинополем вступили в новую фазу после того, как Феолит был низложен турками, а его место занял Иеремия. Новый глава вселенской церкви отправился в Москву собственной персоной. В Москве не знали о смене церковного руководства и заподозрили было Иеремию в самозванстве. Греки без особого труда рассеяли подозрения и 21 июля 1588 г. были приняты в Кремле. Иеремию представили царю, затем отвели в особую палату для беседы с глазу на глаз с Борисом Годуновым и Андреем Щелкаловым. Беседа выявила крайне неприятные факты. Русские ждали, что патриарх привез с собой постановление вселенского собора. Оказалось же, что дело не сдвинулось с мертвой точки.
Московские переговоры затянулись более чем на полгода. Ход их получил в источниках неодинаковое освещение. Наибольшие отступления от истины допустили московские церковные писатели. Они утверждали, будто на патриарх привез в Россию благоприятное решение вселенскою собора[43]. Официальный отчет, составленный Посольским приказом, излагал историю переговоров с большими купюрами. С византийской стороны в переговорах участвовали помощники патриарха — митрополит Иерофей и архиепископ Арсений. Они выдвинули свои версии московских переговоров, не совпадавших между собой.
Архиепископ элассонский Арсений задался целью прославить, патриарха Иеремию, и заодно воспеть щедрость царя. Московские впечатления он изложил в стихах, поскольку все виденное, по его словам, не поддавалось описанию в прозе[44]. Каковы же были истоки его вдохновения? Об этом можно догадываться.
Когда патриарх Иеремия удостоился аудиенции в Кремле, царь щедро одарил всех его спутников, за исключением одного Арсения. Такая немилость объяснялась тем, что последний уже был однажды в Москве и получил большую сумму на помин души царя Ивана, но распорядился деньгами не так, как следует. Порядочные поминки архиепископ мог справить лишь в своей епархии, а между тем, покинув Русь, он остался в неприятельской Литовской земле[45].
Неудивительно, что при втором появлении в Москве Арсения встретили холодно, даже враждебно. В ходе открывшихся переговоров византиец сумел вернуть себе расположение московитов. На прощальной аудиенции царь сказал ему: «Твердо надейся, что я никогда не оставлю тебя без помощи: многие города с их областями я тебе поручу, и ты будешь управлять ими в качестве епископа»[46]. Неожиданная милость царя объяснялась, видимо, тем, что Арсений оказал ему важные услуги. Он помог русским довести до благополучного конца переговоры об учреждении патриаршества, а затем выехал в Константинополь, где Иеремии предстояло не очень приятное объяснение со вселенским собором. Сочинение Арсения помогло патриарху выйти из затруднительного положения.
Арсений выступил как апологет Иеремии, митрополит Иерофей — как критик. Иерофей включил отчет о московских переговорах в текст составленного им Хронографа. Его краткая, лишенная литературных красот заметка отличалась большей достоверностью, нежели стихотворные сочинения Арсения[47].
По словам Иерофея, подлинной причиной путешествия патриарха Иеремии в Москву были долги константинопольского патриаршества. Переговоры по поводу субсидий сразу зашли в тупик, поскольку русские власти потребовали предварительно решить вопрос об учреждении у них патриаршества.
Появление Иеремии в Москве поставило московское правительство перед выбором. Оно могло либо отпустить патриарха без субсидий и тем самым утратить все возможности, связанные с первым посещением Руси главой вселенской церкви; либо одарить патриарха богатой милостыней (но история Иоакима показала, что полагаться на словесные обещания византийцев нельзя); либо, наконец, задержать Иеремию и заставить его уступить. В Москве избрали последний путь. На то были особые причины.
Когда патриарх Иеремия и его спутники, митрополит Иерофей и архиепископ Арсений, по дороге в Москву проезжали через польские земли, канцлер Я. Замойский пригласил их к себе в Замостье и попытался прозондировать почву относительно перенесения патриаршего престола из Константинополя в Киев, находившийся тогда в пределах
43
47